– Интуитивно чувствую, что товарищ Урицкий недоволен моим доверием к Дзержинскому. Не хочу недоразумений между нами. Дзержинскому было поручено щекотливое дело, чтобы не подвергать вас, иудеев, опасности. У меня есть информация, что община вас предупреждала… Да?
Они молчали минуту, после чего кивнули головами.
– Следовательно, с этим кончено! Теперь вы, пожалуй, понимаете? Дзержинскому доверяю, так как напоминает он мне адскую машину, наполненную ненавистью.
– Это безумец, маньяк! – воскликнул Зиновьев с истерическим пафосом. – Знаете ли вы, товарищи, что он шпионит даже за нами?
Ленин улыбнулся мягко, что принудило товарищей к особенной бдительности. Они знали эту усмешку. Она вызывала опасение, что сейчас обрушится тяжелый удар, неотразимый, неожиданный и быстрый.
Однако Ленин засмеялся весело и произнес:
– Этот безумный поляк просил у меня недавно, чтобы я установил надзор за ним самим. Какой из него фанатик! Никому, даже себе не верит!
– Малиновского заманил к себе неделю назад и приказал убить! – воскликнул Урицкий, топая ногами. – Убил безусловно, так как никто не видел товарища Малиновского с того времени!
Ленин сморщил брови и шепнул:
– Немного поспешил. Только немного… До сих пор этот агент царской полиции принес нам больше пользы, чем вреда. Но однако и так, раньше или позже, должен был погибнуть. Вскоре уже не был бы нам нужен.
Он махнул небрежно рукой и сказал:
– Товарищи! В течение трех дней, которые остаются нам до Нового года, вы должны трубить в прессе во все трубы иерихонские, что пролетариат должен взяться за оружие и дать отпор германским империалистам на подступах к Красной столице. Направьте на это всю вашу энергию и способности! Запустите в движение агитационный аппарат!
– Армия не захочет еще раз подставлять свои головы, – заметил Антонов угрюмо.
– Да! – буркнул Муралов. – Вы знаете хорошо, что не хватает нам военных материалов и провианта. На войну гражданскую пойдут, биться с врагом внешним не захотят!
– Пошлем, следовательно, вооруженных рабочих, революционный пролетариат! – воскликнул Ленин. – Французская революция доказала, что может сделать даже не вооруженный народ!
Троцкий усмехнулся язвительно:
– Французская, не российская… – прошипел он.
Ленин внезапно рассмеялся так чистосердечно, что на глазах выступили слезы.
– Ничего вы не понимаете! – промолвил он, заходясь смехом – Все же предвижу, что если немцы плюнут из пулеметов, наши революционные дружины будут рассеяны, как стая мышей! Однако наше выступление будет иметь результаты первостепенной важности. Послушайте!
Переходя от одного к другому, хватая за руку и ударяя по плечу, объяснял сквозь смех:
– Революционная армия выступила. Украсим это для города и мира помпезно, хо, хо! Мы окажемся в состоянии разукрасить этот факт! Что из этого следует? Замолкнут наши клеветники, социалисты из агонизирующего после Керенского Совета. Заставим задуматься контрреволюционеров, мечтающих о создании новой добровольной армии. Перетянем на свою сторону офицеров, которых уже потом не отпустим. Французы и англичане поднимают голову и, несомненно, с новой силой будут действовать на западе. Германия будет вынуждена отвлечь с нашего фронта несколько дивизий и станет более склонной к мирному договору с нами. Наше выступление против Германии раз и навсегда развеет подлое подозрение к нам в службе на пользу Германии. Когда бы так было, штаб Вильгельма должен был бы опубликовать компрометирующие нас документы, чего нельзя сделать, так как документов таких нет.
Все поразились.
Был это дьявольский план, опирающийся на пророческое понимание состояния дела.
«Макиавелли…» – подумал Троцкий, с уважением глядя на желтое лицо и куполообразный череп Ленина.
– Да здравствует Ильич! – крикнул горячий грузин Сталин.
Этот возглас подхватили тотчас же Муралов, Пятаков, Дыбенко и Антонов. Немного погодя и другие товарищи присоединили свои голоса к горячей, стихийной овации в честь этого мудреца с монгольским лицом и хитрыми веселыми глазами мелкого купца.
Ленин смеялся, искусно скрывая свою радость. Чувствовал, что добился великой победы и что товарищи, которых он очень заинтересовал этим, становились в данный момент его людьми.
Он хотел напоследок утвердить свой триумф.
– Вы поняли мой план? Займитесь им старательно и быстро! Потому что у нашего ЧК будет много работы, мы именуем, товарищи, Володарского начальником политической разведки; Урицкого – руководителем вооруженных сил этой организации, а Дзержинскому отдаем самую грязную работу, суд! Говорю: самую грязную, это и кровавое дело, и такое, за которое будут нас проклинать, потому что суд не будет упорядочен никаким другим правом, кроме собственного убеждения прокурора, судьи и… палача в одном лице. Согласны?
– Не протестуем! – отозвались товарищи.
– Отлично! Таким образом, работать! – закончил совещание Ленин.
Товарищи вышли, а он бегал по комнате, потирал руки и щурил скошенные, хитрые глаза, смеялся тихо, вызывающе.