Ленин

В толпе, прыгая и неистовствуя, кружились фигуры, переодетые в Бога, в белых одеяниях, с длинными седыми волосами и бородами; в Христа, сидящего на осле лицом к хвосту; в апостолов, несущих в руках большие бутылки с надписями «святой опиум», «благословенная водка», «чудесный яд». За ними в бесстыдных кривляниях, ужимках и плясках метались мужчины и женщины в цветных одеждах, с надписями на груди «Святой Николай», «Алексей – человек Божий», «Святой Александр», «Святой Григорий Распутин», «Святая Мария», «Святая Екатерина»…

Подростки ехали верхом на крестах, покрытых омерзительными надписями; бесстыдные, разнузданные уличные девки обнажались, орали ужасно и среди взрывов смеха бросали громко жуткие богохульства.

Шествие обогнуло собор и направилось к Иверским воротам.

Толпа шла, не снимая шапок и крича все громче, прямо-таки крик этот перешел в стонущее вытье, может, грешное, глумливое, может, жуткое, отчаянное…

Улица Арбат. Фотография. Конец XIX века

Какая-то женщина подняла руки к чудесной иконе Богородицы и начала визжать срывающимся от бешенства или страха голосом:

– Если можешь, если существуешь – покарай нас, покарай!

– Го! Го! Го! – выл сброд угрюмо, жалобно…

В предместьях, куда не добиралась безумствующая толпа безбожников, происходили другие вещи.

Братья Болдыревы быстрым шагом шли в сторону церкви, стоящей на старом кладбище. Темные силуэты, выделяющиеся в сумерках неосвещенных улиц и убогих переулков, устремлялись в дальние районы, где стояла древняя церковь, уцелевшая в революционных битвах. Набожные протискивались в главный неф просторного святилища, другие спускались по каменным ступеням к нижнему храму, размещающемуся в подвалах церкви.

Рабочие с женами и детьми; крестьяне, которых праздник застал в столице; бездомные бедняки, нищенствующие старухи, интеллигенты в обветшалой одежде, почти босые, стояли тесной толпой. Радостные, умиленные, прояснившиеся лица; глаза, всматривающиеся в освещенные иконы, в блески, бегающие по бронзе и позолоте ворот, укрывающих алтарь; дрожащие губы, шепчущие слова молитвы; руки, творящие знак креста и сжимающие зажженные свечи. Над морем голов плыли небесные, ароматные струи ладана, а выше, под куполом, скрывался непроницаемый мрак.

Люди, собравшиеся в Божьем храме, забыли в этот час молитвы о суровой и мученической жизни. Они не чувствовали боли ран, причиненных немилосердной судьбой: улетало отчаяние, порой холодными пальцами хватающее за горло; развеялись печали и жалобы, которые были как ядовитая мгла; яснее становились расходящиеся, скрещивающиеся, опасные дороги; пропадала без следа трясина, по которой в течение нескольких лет двигались измученные люди, утопая и погибая; скрылись глубоко слезы, переполняющие сердца; мысль вырвалась из-под тяжелого кошмара смерти и нужды и бежала сияющей дорогой туда, где находилась извечная Правда, пишущая судьбы человечества и ведущая его к не охватываемой разумом живущих истин цели; где-то на дне души расцветала надежда, что это скверное, нищее существование является преходящим мгновением, последним и необходимым для исполнения предначертания и исполнения Слова. Тогда все приобретало смысл, цвет и Божеский Свет. Каждый из молящихся под этим темным куполом церкви чувствовал себя борцом за великое дело, одним из тех, которые высоко поднимают знамя спасения и утверждают окончательную победу.

Диакон, стоящий перед алтарем, читал звучным тенором:

– И в первый день после шабата (субботний отдых у евреев) Мария Магдалина пришла утром, когда было еще темно, к могиле и увидела камень, отодвинутый от могилы… Мария стояла у могилы снаружи, плача. Когда она таким образом плакала, наклонилась и взглянула в гроб. И увидела двух ангелов белых, сидящих, одного в голове, а другого у ног, где лежало тело Иисуса. Сказали они ей: «Невеста, почему плачешь?». Ответила им: «Потому что взяли Господа моего, и не знаю, куда Его положили». И это сказав, оглянулась назад и увидела Иисуса стоящего, но не знала, что это был Иисус. Сказал ей Иисус: «Невеста! Почему плачешь? Кого ищешь?». Она, полагая, что это был огородник, сказала ему: «Господин! Если же Его ты вынес, скажи мне, где же ты Его положил, а я Его возьму!». Сказал ей Иисус: «Мария!». Обернувшись, она воскликнула: «Раб-бони! (Учитель)». Иисус ей сказал: «Не обращайся ко мне на «ты», так как я еще не вошел к Отцу моему. Но иди к братьям моим, и скажи им: «Вступаю к Отцу моему и Отцу вашему, Богу моему и Богу вашему»²⁸».

Диакон закончил высокой ликующей нотой.

Из алтаря вышел священник с крестом и пылающей свечой в руках.

Голосом, в котором дрожали слезы, воскликнул:

– Братья и сестры! Христос воскрес, аллилуйя! Осанна в вышних Богу!

Толпа пришла в движение, падая на колени, и ответила радостно:

– Воистину воскрес Господь! Аллилуйя! Аллилуйя!

Хор и молящиеся толпы набожных пели вызывающий волнение гимн: