Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

Сравним установки Ленина с решениями меньшевиков и эсеров. В докладе об Апрельских тезисах на собрании большевиков 4 апреля Ленин предупредил, что в Советах надо работать даже когда их руководство враждебно, вне зависимости от того, кто будет стоять во главе Советов и какие партии будут там в большинстве: «Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов… Признанный факт, что в С.Р.Д.12 наша партия — в меньшинстве. Надо разъяснять массам, что Совет рабочих депутатов — единственно возможное правительство, правительство, еще невиданное в мире…» [146, с. 107, 108].

Это значит, что Советы — огромная ценность, которую надо укреплять и оберегать, даже если ею пока что владеют недружественные силы. Ленин убедительно объяснил: поворот в сознании масс неизбежен, он станет следствием не только, даже не столько, большевистской пропаганды: «Мы не хотим, чтобы массы нам верили на слово. Мы не шарлатаны. Мы хотим, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок» [146, с. 109].

Различными у Февраля и Октября были и подходы к воссозданию после революции государственности России. Оба движения были революционными. Но коалиция Февраля практически отказалась принять на себя бремя власти — распознавать угрозы, принимать решение и стабилизировать положение. Правительство только вело вялую борьбу с большевиками, не разрешая критические проблемы. Это лишило его поддержки даже со стороны буржуазных слоев — хаос был страшнее большевиков.

Интеллектуалы Февраля и западные социал-демократы пытались следовать канону западных буржуазно-демократических революций, разработанному в учении Маркса, и новизна их инновации была лишь в том, что она происходила в иных месте, культуре и моменте. Но мыслили они в рамках модерна XIX в., в парадигме науки бытия (механистический детерминизм). А Ленин, проникнувший в смысл кризиса модели мироздания Ньютона, мыслил в логике науки становления. И главная идея его инновации — синтез общинного крестьянского коммунизма (выражение Вебера) с мироощущением Просвещения. На политическом языке это он назвал «союз рабочих и крестьян» — ересь для марксизма.

Но если детализировать движение процесса революций, можно разглядеть борьбу и взаимодействие нескольких харизматических инноваций разного калибра и в разных направлениях. Какой-то вектор по главным признакам представляется господствующим, вокруг его социального ядра складывается коалиция. Такова была Февральская революция 1917 г. в России: ее харизматические вожди — либералы, цвет русской интеллигенции, их с 1905 г. консультировал лично М. Вебер. Более того, либералов поддержали марксисты-социалисты (меньшевики и эсеры), философы и ученые, иерархи церкви и верхушка Запада (Антанты).

Интеллектуалы Февраля и западные социал-демократы пытались следовать канону западных буржуазно-демократических революций, разработанному в учении Маркса, и новизна их инновации была лишь в том, что она происходила в иных месте и культуре. Они мыслили в рамках модерна XIX в., в парадигме науки бытия. А Ленин и большевики, его последователи, мыслили в логике науки становления. Разные парадигмы — значит, разные общности двух разных революций видят разные картины мира (включая человека, общество, государства и т. д.). Они видят, изучают и оценивают разные факты, разные процессы и явления. Они по-разному понимают пространство и время, следуют разным способам и нормам мышления и объяснения, при разрешении на первый взгляд одной и той же проблемы они принимают разные решения.

В те времена было очевидно — и меньшевики-марксисты, и легальные марксисты кадеты, и эсеры, и западные социал-демократы — мыслили и проектировали будущее кардинально иначе, чем Ленин и его соратники. Поэтому проект Октябрьской революции был совершенно иной, чем у Февральской революции.

Это грубо выразил Антонио Грамши в статье об Октябрьской революции (5 января 1918 г.) под названием «Революция против “Капитала”»: «Это революция против “Капитала” Карла Маркса. “Капитал” Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата. Он неопровержимо доказывал фатальную необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа… Но факты пересилили идеологию. Факты вызвали взрыв, который разнес на куски те схемы, согласно которым история России должна была следовать канонам исторического материализма. Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось» [55].