Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

В июне 1917 г. стало очевидно, что институционализация Февральской революции быстро вышла из-под контроля Временного правительства и превратилась в форму харизматической инновации большевиков. В результате большевики въехали в состояние in statu nascendi на спине либеральной революции, используя ее энергию и выступив против ее «грязной работы» по разрушению государственности.

Заметим, что накануне Февраля в партии большевиков было около 10 тыс. человек, на порядок меньше, чем меньшевиков и эсеров. А в момент Февральской революции, выйдя из подполья, 125 организаций большевиков насчитывали 24 тыс. членов (в Петрограде 2 тыс., в Москве 600 человек). В июле в партии были уже 240 тыс., к октябрю 350 тыс. А ведь не было ни прессы, ни телевидения. Апрельские тезисы — вот, действительно, харизматическая инновация. Надо к тому же учесть, что за 3-4 месяца в партию вступили 90% членов, которые не могли заняться политучебой и читать Ленина и тем более Маркса. Они только могли приложить профиль своих самых главных чаяний и зол к главным же элементам образа будущего всех политических партий — и определились.

Структура инновации Октябрьской (советской) революции содержала синтез модерна (индустриализма) с общинной традицией аграрной цивилизации. Другой синтез почти на целый век закрыл раскол в интеллигенции, которая разошлась в выборе цивилизационных путей России. Ю.В. Ключников, редактор журнала «Смена вех» (в прошлом профессор права Московского университета, а во время Гражданской войны министр иностранных дел у Колчака), объяснял в эмиграции (1921), что большевики — «и не славянофилы, и не западники, а чрезвычайно глубокий и жизнью подсказанный синтез традиций нашего славянофильства и нашего западничества». Это необычная инновация, идея которой «подсказана» чаянием мира: синтез в течение ста лет конфликтующих структур сознания больших общностей был именно харизматической идеей, преодолением важных догм марксизма.

Представляя эти идеи обществу России, Ленин почти буквально сказал формулой, которой Вебер означал харизму: «Вы слышали, что вам было сказано… а Я говорю вам…». Это было откровение, недаром Апрельские тезисы отвергли с ужасом книжники-марксисты (например, Плеханов) и поначалу даже верхушка большевиков, зато поддержали первичные организации.

Во время революции каждая политическая сила, имеющая конструктивный проект и претендующая на то, чтобы стать во главе строительства нового жизнеустройства всего народа, вынуждена в какой-то момент начать, помимо борьбы со своими противниками, обуздание того самого социального движения, что ее подняло. Возможно, это самый болезненный этап в любой революции, здесь — главная проба сил. Только то политическое движение, что отражает самые фундаментальные интересы (чаяния) своей социальной базы, способно выступить против ее «расхожих мнений», чтобы ввести ее разрушительную энергию в русло строительства. Поэтому государственное строительство, ведущееся революционерами, сопряжено с острыми фундаментальными противоречиями, расколами и конфликтами.

Овладеть главным потоком революции — со всеми ее великими и страшными сторонами — оказалось для большевиков самой важной и самой трудной задачей. Постановка задачи «обуздания революции» происходит у Ленина буквально сразу после Октября, когда волна революции нарастала. Решение этой противоречивой задачи было в том, чтобы договориться о главном, поддержать выбранную огромным большинством траекторию.13

Ленин сформулировал очень важное качество революционера (да и вообще политика): «Для настоящего революционера самой большой опасностью, — может быть, даже единственной опасностью, — является преувеличение революционности, забвение граней и условий уместного и успешного применения революционных приемов. Настоящие революционеры на этом больше всего ломали себе шею, когда начинали писать “революцию” с большой буквы, возводить “революцию” в нечто почти божественное, терять голову, терять способность самым хладнокровным и трезвым образом соображать, взвешивать, проверять, в какой момент, при каких обстоятельствах, в какой области действия надо уметь действовать по-революционному и в какой момент, при каких обстоятельствах и в какой области действия надо уметь перейти к действию реформистскому.

Откуда следует, что “великая, победоносная, мировая” революция может и должна применять только революционные приемы? Ниоткуда это не следует. И это прямо и безусловно неверно. Неверность этого ясна сама собой на основании чисто теоретических положений, если не сходить с почвы марксизма. Неверность этого подтверждается и опытом нашей революции…