Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

Под постньютоновской или нелинейной парадигмой подразумевается систематизация природных, общественных явлений и процессов в качестве нелинейного феномена. Нелинейные системы демонстрируют отсутствие пропорциональности и аддитивности, когда малые воздействия на входе системы могут приводить к большим откликам на выходах, а невозможность абстрагирования от взаимодействий не позволяет применить методы линейного редукционизма, позволяющие осуществить декомпозицию системы на ряд подсистем меньшего масштаба. При исследовании нелинейной системы недостаточно думать о ней только в терминах частей или аспектов, вычленяемых заранее, через анализ и комбинирование которых получаются характеристики системы в целом, то есть «целое оказывается больше, нежели сумма составляющих его частей». Результаты не должны предполагаться в качестве повторяемых, то есть попытки повторить один и тот же эксперимент наталкиваются на невозможность обеспечить его повторение.

Нелинейная динамика, приводящая к произвольной чувствительности к малейшим изменениям в начальных условиях, делает невозможным какое-либо повторение или предсказание результатов эксперимента — краеугольный принцип классических естественных наук. «Коннотация нелинейности заключает в себе смесь угрозы и возможности. Нелинейность может генерировать нестабильность, разрывы, синергизмы и непредсказуемость. Но она также отдает должное гибкости, адаптивности, динамическим изменениям, инновации и оперативности» (см. [54]).

Видение истории, которое воспринимается человеком через призму того или другого методологического подхода, сильно влияет на его отношение к происходящим событиям и на его поведение. Так, первая особенность представлений коалиции Февральской революции, которая бросалась в глаза, — уверенность в том, что «объективные законы исторического развития пробьют себе дорогу через случайности». Из этого вытекало равнодушие к моменту, к его уникальности и необратимости, мышление в понятиях исторической формации, длительных процессов.

Основанием для такого отношения к «событиям быстротекущей жизни» является механистический детерминизм, который господствовал в мировоззрении в период марксизма XIX в. Он был важной частью сознания российской интеллигенции в начале XX в. Из этого вытекало ощущение стабильности и равновесности общественных систем. Считалось, чтобы вывести их из равновесия, нужны крупные силы, «предпосылки» (классовые интересы, назревание противоречий и т. п.). Но для осмысления периодов в состоянии общества, как революции, механистичное мышление не годится. В эти периоды возникает много цепных процессов и неустойчивых равновесий — это перекрестки, «расщепление путей» (точки бифуркации). В этот момент решают не объективные законы, а малые, но вовремя совершенные воздействия. Великими революционерами становились те, кто верно определял точки бифуркации и направлял события по нужному коридору и в нужный момент («сегодня рано, послезавтра поздно»).

В этом пункте в проектах и парадигмах двух революций видно не различие, а драматический разрыв. После революции 1905-1907 гг. можно было видеть становление системы мышления, объяснения и проектирования решений Ленина. Его методология быстро развивалась, и практически все крупные проблемы и альтернативы их разрешений Ленин представлял как совершенно новые инновации. Поразительно, что новизна его проектов сочеталась со здравым смыслом так, что это было понятным массе трудящихся, но с трудом понималось политизированной интеллигенцией (включая элиту большевиков).

Как пример приведем крупный фрагмент одной из последних статей Ленина 1923 года — «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)»:

«Бросается особенно в глаза педантство всех наших мелкобуржуазных демократов, как и всех героев II Интернационала… Бросается в глаза их рабская подражательность прошлому… Даже и чисто теоретически у всех них бросается в глаза полная неспособность понять следующие соображения марксизма: они видели до сих пор определенный путь развития капитализма и буржуазной демократии в Западной Европе. И вот, они не могут себе представить, что этот путь может быть считаем образцом mutatis mutandis,10 не иначе, как с некоторыми поправками (совершенно незначительными с точки зрения общего хода всемирной истории).

Первое — революция, связанная с первой всемирной империалистической войной. В такой революции должны были сказаться новые черты, или видоизмененные в зависимости именно от войны, потому что никогда в мире такой войны, в такой обстановке, еще не бывало…

Второе — им совершенно чужда всякая мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития…