Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

Исторически в ходе собирания земель в процессе превращения «удельной Руси в Московскую» шел обратный процесс — упразднение зачатков частной собственности. Некоторые историки именно в этом видят главный результат опричнины Ивана Грозного: владение землей стало государственной платой за обязательную службу. Современный историк Р. Пайпс пишет: «Введение обязательной службы для всех землевладельцев означало… упразднение частной собственности на землю. Это произошло как раз в то время, когда Западная Европа двигалась в противоположном направлении. После опричнины частная собственность на землю больше не играла в Московской Руси сколько-нибудь значительной роли» (см. [93].

Соответственно, с этими процессами изменялись уклады и структуры хозяйства, нормы и институты. Ряд объективных факторов определяли условия хозяйства России, и государство должно было к ним приспособиться. Важным фактором были размеры пространства территории и возможности транспорта, второй фактор — разнообразие климатических зон и ландшафтов. Третий фактор — сложная структура национальных и этнических общностей. Все это делало народное хозяйство многоукладным, с большим разнообразием признаков.

В такой системе государственная власть была вынуждена стать абсолютистской, а с другой стороны, должна была делегировать многие функции управления на места. Гражданское общество западного типа возникнуть не могло — все социальные группы и ассоциации становились «огосударствленными». Пример: казаки, которые организовались из тех, кто бежал от власти на окраины, стали важной государственной силой.

Государство в Российской империи, а потом и СССР имело важную особенность формирования правящего сословия или персонала. Костяк этой общности во время реформ Петра I составило дворянство, которое к началу XVIII в. насчитывало около 30 тыс. человек. В отличие от Запада, оно было Петром «открыто снизу» — в него автоматически включались все, достигшие по службе определенного чина. Уже в начале 1720-х гг. имели недворянское происхождение до 30 % офицеров, а в конце XIX в. 50-60 %. Так же обстояло дело и с чиновничеством — в конце XIX в. недворянское происхождение имели 70%.

Служилый слой России был, по сравнению с Западом, немногочисленным — дворяне и классные чиновники вместе с членами семей составляли 1,5 % населения. Хотя и в царское, и в советское время нашим западникам удалось внедрить в массовое сознание миф о колоссальной по масштабам российской бюрократии (всегда уходя от прямых сравнений с Западом), реальность прямо противоположна этому мифу. На «душу населения» в России во все времена приходилось в 5-8 раз меньше чиновников, чем в любой европейской стране. О США и говорить нечего — в начале XX века в Российской империи было 161 тыс. чиновников (с канцеляристами 385 тыс.), а в США в 1900 г. было 1275 тыс. чиновников, при населении в 1,5 раз меньшем [94].

Это значит, что во многих слоях населения были многочисленные группы, которые осознавали себя государственными людьми.

Государство Российской империи было монархическим, общество — сословным, и большинство населения и социокультурных групп переросли это государство и общественные отношения — произошли революции. Но многие условия и функции остались, для них искали новые формы. Проектирование и создание новых форм и структур были творческой деятельностью, но опыт показал, что в прежнем жизнеустройстве были найдены и развивались ценные знания, навыки, принципы и образы.

Сейчас, в периоде обострения интереса к отечественной и мировой истории, можно сказать, что русская революция сумела предотвратить разрыв непрерывности нашей культуры, в том числе культуры знания и государственного управления. Авангардизм был введен в рамки разумной меры.

Вот примеры.

Со времен народников вплоть до коллективизации важной была тема общины. Историк экономики России Н.П. Дроздова пишет: «Общинная форма собственности в том, как она сложилась в России, является аналогом государственной формы собственности на микроуровне. Она повторяет и воспроизводит ее основные черты. Община — микромодель государства, возникшего в ходе общественного договора. Функционирование общины соответствовало логике первоначального общественного договора, что вполне объяснимо, так как внутренняя жизнь общины практически не регулировалась никакими законами сверху, а подчинялась действию обычного права. С точки зрения контрактной теории, это была рационально построенная система… Община была наделена властью устанавливать и перераспределять права собственности. Установление прав собственности шло в интересах членов общины…

Устойчивость общины можно объяснить рядом факторов. С одной стороны, ее существование удовлетворяло фискальные потребности государства и минимизировало его затраты на сбор налогов и охрану прав собственности членов общины. С другой стороны, обеспечивало потребности членов общины в состоянии земельных наделов и их охрану… Такая структура прав собственности была более эффективной, нежели при крепостном праве» [95].