Ленин. Человек, который изменил всё

Крупская запомнила: «Против нашего дома был какой-то двор – вот откроешь ночью окно и слушаешь горячие споры. Сидит солдат, около него постоянно кто-нибудь – кухарки, горничные соседних домов, какая-то молодежь. В час ночи доносятся отдельные слова: большевики, меньшевики… в три часа: Милюков, большевики… в пять часов – все то же, политика, митингование… Его травили все сильнее и сильнее. Идешь по Петербургской стороне и слышишь, как какие-то домохозяйки толкуют:

– И что с этим Лениным, приехавшим из Германии, делать? В колодези его, что ли, утопить»⁸⁵⁰.

Послы западных стран обеспокоились прибытием Ленина. «Однако, – пишет историк, – его взгляды показались им до такой степени странными, что поначалу они склонились к тому, чтобы не принимать его во внимание как безвредного безумца». Британский посол Бьюкенен говорил о Ленине как об “антихристе”, а Фрэнсис телеграфировал в Вашингтон, что “крайний социалист или анархист по имени Ленин произносит жестокие речи и таким образом усиливает правительство; пока ему намеренно предоставляется возможность выступать, но в свое время он будет выслан” ⁸⁵¹. Более адекватно воспринял происшедшее французский посол Морис Палеолог, который 5 (18) апреля пишет в дневник: «Милюков говорит мне сегодня утром с сияющим видом:

– Ленин вчера совершенно провалился в Совете. Он защищал тезисы пацифизма с такой резкостью, с такой бесцеремонностью, с такой бестактностью, что вынужден был замолчать и уйти освистанным… Уже он теперь не оправится.

Я ему отвечаю на русский манер:

– Дай Бог!

Но я боюсь, что Милюков лишний раз окажется жертвой своего оптимизма. В самом деле, приезд Ленина представляется мне самым опасным испытанием, которому может подвергнуться русская Революция». Через пару дней Палеолог добавит: «Утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и жалости, жестокий и коварный, безумно гордый, Ленин отдает на службу своим мессианистическим мечтам смелую и холодную волю, неумолимую логику, необыкновенную силу убеждения и уменье повелевать… Субъект тем более опасен, что говорят, будто он целомудрен, умерен, аскет. В нем есть, – каким я его себе представляю, – черты Саванароллы, Марата, Бланки и Бакунина»⁸⁵².

Позднее Бьюкенен тоже прозрел и доказывал Милюкову, что Россия проиграет войну, если Ленину будет позволено «агитировать солдат дезертировать, захватывать землю и убивать». Милюков отвечал, что правительство выжидает психологически выигрышного момента для ареста Ленина, который уже недалек⁸⁵³. За Лениным была установлена слежка со стороны контрразведки.

И особо он до поры не скрывался. Позднее даже прессе станет известно: «Ленин жил у мужа своей сестры на Широкой улице, в д. № 48, кв. 24. Поселился Ленин в квартире сестры своей А. И. Елизаровой 8-го апреля текущего года. Зять Ленина, отставной коллежский секретарь Марк Тимофеевич Елизаров – директор одного из богатых пароходных обществ “Волга”… Квартира состоит из пяти комнат. В семье живет также другая незамужняя сестра Ленина, по паспорту Ульянова, 39 лет»⁸⁵⁴. Эта квартира до июля была для Ленина домом. «Квартира была наполнена всякими безделушками – зеркалами, веерами, скульптурками, которые Марк Тимофеевич привез из своего эпичного – через Японию и Индонезию – путешествия десятилетней давности. Сама Анна Ильинична ходила дома в настоящем японском кимоно…» Ленин же в качестве повседневной одежды до июля носил «полувоенный френч из зеленого сукна “с тиснеными кожаными пуговицами, похожими на футбольные мячики”, и зеленые же брюки… Он устраивал с одиннадцатилетним Горой “шумные игры”: бегал за мальчиком по комнатам, топая своими альпийскими, “с толстенными подошвами” ботинками и сшибая стулья»⁸⁵⁵.

Как свидетельствовала Анна Ильинична, квартира была еще и партийным штабом Ленина, «очень много товарищей к нему приходило туда, очень много было разговоров… Жизнь пошла очень сутолочная, очень горячая, каждый день сидели в “Правде”, где я с ним работала. Народу бывало очень много. Он ездил на собрания»⁸⁵⁶.

Большевики в начале апреля являли зрелище расколотой, дезорганизованной силы. Поддержавшие Ленина с его «Апрельскими тезисами» сразу были скорее исключением, чем правилом. «Правда» не решилась публиковать «Апрельские тезисы». Бюро ЦК 6 (19) апреля вынесло по ним отрицательную резолюцию. Однако отказать Ленину и Зиновьеву во вхождении в состав редколлегии «Правды» было невозможно. 7-го «Тезисы» были напечатаны, но в сопровождении редакционных комментариев Каменева, где говорилось, что партия продолжает руководствоваться принятыми еще до приезда Ленина решениями Всероссийского совещания большевиков, отстаивая их «как от разлагающего влияния “революционного оборончества”, так и от критики т. Ленина». В тот же день Петербургский комитет большевиков тринадцатью голосами против двух и при одном воздержавшемся отверг «Тезисы». Не лучше была реакция региональных парторганизаций.