Ленин. Человек, который изменил всё

– Политикой заниматься мне не позволяют, я Вас не стану расспрашивать, но вот что я Вам скажу: пусть в Гааге будут очень осторожны… А каковы виды на урожай? Не грозит ли опасность от саранчи?²⁴⁸⁵

Длительное отсутствие Ленина ставило вопрос о том, как управлять страной без него. И, что еще более серьезно, – после него. Есть версия, что именно с конца мая, в предчувствии ухода Ленина, в Кремле начинает функционировать новый руководящий триумвират. «Заключение врачей (конечно, секретное, для членов Политбюро, а не для страны) было, что это начало конца, – подтверждает Бажанов. – Уже после удара Зиновьев, Каменев и Сталин организуют “тройку”»²⁴⁸⁶. Главного конкурента – Троцкого, который во время приступа Ленина ловил рыбу в дальнем Подмосковье, – триумвиры даже не сочли нужным проинформировать о происшедшем. Тот увидел в этом эпизоде зловещие признаки. «Болезнь Ленина была такого рода, что могла сразу принести трагическую развязку. Завтра же, даже сегодня могли ребром встать все вопросы руководства. Противники считали важным выгадать на подготовку хоть день. В это время, надо полагать, уже возникла идея «тройки» (Сталин – Зиновьев – Каменев), которую предполагалось противопоставить мне»²⁴⁸⁷.

Между тем Ленину разрешили работать. Из Москвы стала поступать информация: протоколы заседаний, письма, докладные, секретная почта, пресса. Глава правительства зафонтанировал поручениями своему аппарату, указаниями подчиненным. Начались встречи, и главным связующим звеном с Кремлем был Сталин. «В это время Сталин бывал у него чаще других, – подтверждала Мария Ульянова… – Ильич встречал его дружески, шутил, смеялся, требовал, чтобы я угощала Сталина, принесла вина и пр.»²⁴⁸⁸ В те месяцы, что Ленин безвыездно находился в Горках, Генсек посетил его 12 раз, гораздо больше, чем кто-либо другой. Впрочем, встречи эти не всегда были приятными.

На Сталина, как он напишет в «Правде», Ленин при первом посещении – 11 июля – произвел «впечатление старого бойца, успевшего отдохнуть после изнурительных непрерывных боев и посвежевшего после отдыха. Свежий и обновленный, но со следами усталости, переутомления.

– Мне нельзя читать газеты, – иронически замечает тов. Ленин, – мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги, валяющийся на столе, боясь, как бы он не оказался газетой и как бы не вышло из этого нарушения дисциплины…

Поражает в тов. Ленине жадность к вопросам и рвение, непреодолимое рвение к работе. Видно, что изголодался. Процесс эсеров, Генуя и Гаага, виды на урожай, промышленность и финансы – все эти вопросы мелькают один за другим. Он не торопится высказать свое мнение, жалуясь, что отстал от событий. Он главным образом расспрашивает и мотает на ус» ²⁴⁸⁹.

Кожевников в день этого свидания записал: «На тов. Сталина свидание произвело благоприятное впечатление, и он нашел ВИ в гораздо лучшем состоянии, чем предполагал. Он мало отличался от ВИ до болезни». Со следующего дня Ленину разрешили прогулки в саду и в парке²⁴⁹⁰. И тогда же он направил Каменеву послание загадочного свойства: «Ввиду чрезвычайно благоприятного факта, сообщенного мне вчера Сталиным из области внутренней жизни нашего ЦК, предлагаю ЦК сократить до Молотова, Рыкова и Куйбышева, с кандидатами Кам[енев], Зин[овьев] и Томск[ий]. Всех остальных на отдых, лечиться. Сталину разрешить приехать на авг[устовскую] конференцию. Дела замедлить – выгодно, кстати, и с дипл[оматической] точки зрения… P. S. Приглашаю на днях Вас к себе, хвастаю моим почерком; среднее между каллиграфическим и паралитическим (по секрету). PPS. Только что услышал от сестры о бюллетенях, вами обо мне выпущенных. И хохотал же! “Послушай, ври да знай же меру!”»²⁴⁹¹

Послание – весьма язвительное в адрес всей партийной верхушки. Даже если речь шла исключительно об отпусках, мысль оставить из всех 27 членов ЦК только троих во главе с Молотовым, с кандидатами в лице Каменева, Зиновьева, Томского и при всяком отсутствии Сталина, Троцкого или Бухарина может рассматриваться и не только как шутка. И как яростная реакция на какую-то, нам неизвестную, новость. И как реакция радостная: все идет настолько хорошо, что весь ЦК можно отправить на юга.

А 13 июля Ленин написал Фотиевой: «Можете поздравить меня с выздоровлением. Доказательство: почерк, который начинает становиться человеческим». Просил готовить ему книги и посылать списки: «1) научные, 2) беллетристику, 3) политику (последнюю позже всех, ибо она еще не разрешена). Пожалуйтесь Рыкову (Цюрупа уехал?) на всех секретарш: ведут себя плохо, болеют от малярии и пр. Пусть распишет их на отдых в Ригу, в Финляндию, под Москву и т. п.»²⁴⁹² Фотиева отметила: «Письмо Владимира Ильича было написано хорошим, твердым почерком».