Ленин. Человек, который изменил всё

Десятого марта в два час дня – «спазм, на этот раз более сильный и более длительный, повлекший за собой полную афазию». Вечером: «Ни одной связной, хотя бы и короткой фразы сказать не может… Никого из близких В.И. видеть не хочет. Каждый раз, когда входят медсестры или мы, В.И. пытается что-нибудь сказать. Из этого ничего не выходит, это волнует В.И., и, по-видимому, поэтому он не хочет видеть близких, т. к. видеть и не разговаривать для него слишком тяжело… Когда вошла сестра Е.И., В.И. ей сказал “смертельный ток”»²⁶⁹⁷. После этого отказался принимать пищу.

Cобралось Политбюро c участием докто-ров. Те не исключали скорой кончины Ленина. Было введено круглосуточное дежурство врачей. Розанов увидел Ленина «11-го числа и нашел его в очень тяжелом состоянии: высокая температура, полный паралич правых конечностей, афазия. Несмотря на затемненное сознание, ВИ узнал меня, он не только несколько раз пожал мне руку своей здоровой рукой, но, видно довольный моим приходом, стал гладить мою руку. Начался длительный, трудный уход за тяжелым больным» ²⁶⁹⁸. Вечером совещание – Зиновьев, Троцкий, Сталин, Рыков, Молотов, Дзержинский. Приняли «непротокольное постановление»: утвердить предложенное Троцким правительственное сообщение. «Переговоры с Н.К. и М.И. о других вопросах отложить до первых заключений Ферстера… Переговоры с Ферстером поручить прежней тройке: Троцкий, Сталин, Зиновьев». Учредили тройку ПБ – Дзержинский, Зеленский, Склянский – «для подготовки необходимых мер в случае каких-либо замешательств»²⁶⁹⁹.

Ушла написанная Троцким шифротелеграмма: «Только для президиумов губкомов, обкомов и национальных ЦК. Политбюро считает необходимым поставить вас в известность о наступившем серьезном ухудшении в состоянии ВИ. Т. Ленин почти утратил способность речи при сохранении ясного и отчетливого сознания. Врачи признают положение тяжелым, не отказываясь, однако, от надежды на улучшение. В тревожные для партии и революции дни ЦК твердо рассчитывает на величайшую выдержку и сплоченность всех руководящих организаций партии… По поручению Политбюро секретарь ЦК И. Сталин»²⁷⁰⁰.

Ферстер и его коллега-терапевт Миньковский приехали в Москву 12 марта. Сначала их отвели в Политбюро, затем – к Ленину, у которого обнаружили «почти полную афазию» и «ясное сознание». Вечером пациент смог говорить отдельные слова и обрывки фраз.

А четырнадцатого марта вышел специальный номер «Правды», посвященный 25-летию I съезда РСДРП, где отметились статьями все руководители, первополосные материалы написали Каменев и Зиновьев. Но внимание всей страны привлекли, во‑первых, материалы 9-й полосы, где были впервые опубликованы медицинские заключения о значительном ухудшении здоровья Ленина за подписями Миньковского, Ферстера, Крамера, Кожевникова и Семашко. А, во‑вторых (а может, и во‑первых), статья Радека на четвертой полосе под названием «Лев Троцкий – организатор побед», где не раз использовались слова «великий» и «гений».

Валентинов писал: «В те дни, встречаясь с моими знакомыми, я, после почти обязательных слов о внезапной болезни Ленина, много раз слышал такой вопрос: “А статью Радека читали? Что это значит?”… Подобное возвеличение появляется именно в момент, когда правительственное сообщение, говоря об опасной болезни Ленина, дает понять, что от руководства партией и страной Ленин отошел… В этом выдвижении Троцкого на вакантное место после ухода Ленина видят смысл его статьи»²⁷⁰¹. Схватка за власть началась.

В эти дни жизнь или смерть Ленина опять оказались в руках Сталина. 17 марта он написал Зиновьеву и Каменеву: «Только что вызвала меня Надежда Константиновна и сообщила в секретном порядке, что Ильич в “ужасном состоянии, с ним припадки, не хочет, не может дольше жить” и требует цианистого калия, обязательно. Сообщила, что пробовала дать калий, но “не хватило выдержки”, ввиду чего требует “поддержки Сталина”». Не очень, правда, понятно, как лишившийся речи Ленин объяснил супруге, что ему нужен именно цианистый калий и что помочь ему с этим может именно Сталин. Зиновьев получил записку первым и вывел на ней: «Нельзя этого никак. Ферстер дает надежды – как же можно? Да если бы и не было этого! Нельзя, нельзя, нельзя». Каменев под этим подписался.

Сталин 21 марта вынес вопрос на рассмотрение уже всего Политбюро, сопроводив запиской: «Ввиду особой настойчивости Н.К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В.И. дважды вызывал к себе Н.К. во время беседы со мной из своего кабинета, где мы вели беседу, и с волнением требовал “согласия Сталина”, ввиду чего мы вынуждены были оба раза прерывать беседу), я не счел возможным ответить отказом, заявив: “прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование”. В. Ильич действительно успокоился. Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима»²⁷⁰².