Господи! Сколько шума — пусть и в ироническом тоне — из-за каких-то 16 франков — примерно 10 рублей! И хотя по тогдашним понятиям о приличиях финансовая щепетильность была вообще-то нормой, сюжет с ленинскими 16 франками показывает и действительный уровень достатка заграничных большевиков, и немалую уже потрёпанность их нервов, и — лишний раз, внутреннюю невозможность для Ленина чувствовать себя чьим-то должником даже в мелочах, даже если речь о близких товарищах и партийных соратниках.
Что уж говорить о каком-то Кескюле?!
Ленин у такого не то что «без отдачи», но и заимообразно не то что 100 рублей, а и франка не взял бы!
ПОДРОБНОМУ рассмотрению переезда Ленина в Россию и анализу лжи о «германском золоте» я уделил много места в капитальном труде о Ленине, опираясь прежде всего на анализ переписки Ленина — источник наиболее представительный по информативности и убедительности. Поэтому предлагаемая вниманию читателя книга основывается на соответствующих главах моей 1000-страничной книги 2016 года «Ленин. Спаситель и Создатель». Однако эта небольшая книга имеет, конечно, и самостоятельное значение, охватывая вопрос с достаточной, как надеется автор, полнотой — при активном привлечении дополнительных материалов.
Начать же придётся не с мифического «германского следа» в деятельности Ленина, а с реального, но почти неизвестного «американского следа» в истории бурного российского 1917 года. Дело в том, что хотя документальных данных, подтверждающих версию, что возвращению Ленина в Россию препятствовала не только европейская Антанта, но и Америка, не отыскивается, исторические и политические основания для такого предположения имеются. Ленин в России был опасен не только для англо-французов, но и для янки!
И ещё вопрос — для кого он был опаснее — для элитарных кругов Антанты или для имущей элиты США?.. Ведь контролировать постфевральскую Россию намеревались прежде всего американские толстосумы, которые устанавливали контроль и вообще над всей Европой.
К тому же, в чём в чём, а в создании антиленинского «германского» мифа «американский след» просматривается вполне.
И даже — очень жирно.
И это, конечно, неспроста.
Глава 1
Российский Февраль 1917 года и американский Апрель 1917 года…
ПОСЛЕ
свержения царизма в самом конце русского февраля 1917 года (в начале марта по европейскому григорианскому календарю) весна и лето 1917 года оказались для России не только бурными, но и неоднозначными. В общем виде такое заявление более чем банально и тривиально или, говоря по-русски, избито и лишено новизны. Но если мы начнём конкретизировать…О-о, тогда выявляются такие неожиданные неоднозначности, что многие устоявшиеся якобы трюизмы, или, говоря по-русски, общеизвестные истины, оборачиваются к нам весьма любопытными и неизвестными сторонами. Причём неизвестными даже для абсолютного большинства участников тех давних и бурных событий. Например, плохо было понято многими в реальном масштабе времени — в 1917 году, и мало кем верно понято по сей день некое пикантное обстоятельство. А именно: во второй русской революции — Февральской — переплелись не только два очень разных внутренних фактора, о чём чуть ниже будет сказано, но и несколько очень разных
На переплетение двух чисто внутренних факторов — элитарного и народного, Ленин указал ещё до возвращения в Россию — в написанных ещё в Швейцарии «Письмах из далека». Уже в первом из них он отметил:
«Первый этап… русской революции 1 марта 1917 года, судя по скудным данным в Швейцарии, закончился…
Как могло случиться такое «чудо», что всего в 8 дней — срок, указанный г. Милюковым (министром иностранных дел Временного правительства. —
Чудес в природе и в истории не бывает… Без революции 1905–1907 годов, без контрреволюции 1907–1914 годов невозможно было бы такое точное «самоопределение» всех классов русского народа и всех народов, населяющих Россию, определение отношения этих классов друг к другу и к царской монархии, которое проявило себя в 8 дней февральско-мартовской революции 1917 года. Эта восьмидневная революция была, если позволительно так метафорически выразиться, «разыграна» точно после десятка главных и второстепенных репетиций; «актёры» знали друг друга, свои роли, свои места, свою обстановку вдоль и поперёк, насквозь, до всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и приёмов действия».
И далее (жирный шрифт везде мой, курсив везде Ленина):