Как видим, и здесь нет никакого «германского следа», но просматривается след «шведский», что конечно же не одно и то же… Причём уже из этого отрывка можно предположить и происхождение ста тысяч
«Кстати. Не помню, кто-то передавал, кажись, что в Стокгольме после Гримма (из Швейцарии. —
Выше отмечен очень важный момент! Дело в том, что к лету 1917 года европейская ситуация вокруг проблемы войны и мира закручивалась всё более сложно. Помянутый Лениным швейцарец Гримм (мы с ним ещё встретимся позднее) — председатель Интернациональной социалистической комиссии (I.S.K.), приехав в Россию весной 1917 года, обменивался секретными депешами с швейцарским министром Гофманом о германских условиях мира для заключения сепаратного мира Германии с Россией. Иными словами, Гримм действовал как неофициальный эмиссар Рейха и был из России выслан (что Ленин и имел в виду). Дело Гримма расследовала специальная комиссия I.S.K. Она признала его действия противоречащими циммервальдскому движению и освободила Гримма от обязанностей председателя I.S.K., а третья Циммервальдская конференция в Стокгольме утвердила это решение.
Но летом 1917 года в Стокгольме предполагалось проведение и некой международной конференции социалистов, о которой хлопотали социал-шовинисты нейтральных стран, включая Гримма. Ленин в том же письме в Загранбюро писал по этому поводу:
Ранее, весной 1917 года, Ленин после возвращения в Россию так же решительно воспротивился схожей инициативе датского социал-шовиниста Фредерика Боргбьорга, о чём в своём месте разговор ещё будет.
В СВЕТЕ ВСЕГО сказанного история с Моором и его деньгами выглядит вполне объяснимо. Моор, похоже, желал услужить и вашим, и нашим, и, похоже, с германскими спецслужбами какие-то дела имел. Но в Загранбюро об этом знать не могли и ссуду (речь вообще-то шла о ссуде) Моора приняли. Причём, скорее всего, без санкции Ленина, скрывавшегося на нелегальных квартирах в Гельсингфорсе.
Тем не менее Ленин тревожился не зря. Моор доверия не вызывал, и когда он в сентябре 1917 года предложил партии очередную передачу средств, ЦК большевиков ответил отказом — «ввиду невозможности проверить действительный источник предлагаемых средств… и истинные цели предложений Моора».
После Октября 1917 года Моор какое-то время жил в Москве и Петрограде, и даже ходатайствовал перед Лениным за инженера Пальчинского (1875–1929), бывшего товарища министра торговли и промышленности во Временном правительстве, бывшего начальника обороны Зимнего дворца 25 октября 1917 года и будущего организатора вредительства в советской экономике, расстрелянного в 1929 году.
Фигурировали в «обвинениях» Ленина и намного более крупные суммы. Так, мы уже знаем, что в 1919 году два крупных ренегата дела социализма, Эдуард Бернштейн и Матиас Эрцбергер, называли сумму в 50–60 млн марок. Ну, ренегаты — они и есть ренегаты, им надо постоянно отрабатывать свои тридцать сребреников, и тут уже не до истины.
Керенский в своих мемуарах со ссылкой на книгу Ф. Фишера «Griff nach der Weltmacht — die Kriegsziepolitik des Keizerlichen», изданную в Дюссельдорфе в 1961 году, утверждает, что «общая сумма денег, полученных большевиками от немцев до и после захвата ими власти, определена профессором Фритцем Фишером в 80 миллионов марок
Сопоставление этой несуразной цифры (не говоря уже о лживости утверждения в целом) с суммами, фигурирующими в реальной дореволюционной переписке большевиков и Ленина, с их сетованиями на скудость средств, заставляет усомниться даже не в научной добросовестности профессора Фишера — о ней, в силу её отсутствия, нечего и рассуждать… Приходится ставить под сомнение умственные способности как самого профессора, так и ссылающегося на него Керенского.