Ленин и Троцкий. Путь к власти

«Молодые люди, главным образом бывшие студенты, общей численностью около тысячи человек понесли социалистическую пропаганду во все уголки страны, особенно в низовья Волги, словно продолжая дело Разина и Пугачёва[14]. Будучи подлинной колыбелью русской революции, это движение, поражающее своим размахом и юношеским идеализмом, отличалось, как и подобает колыбельному возрасту, своей наивностью. У пропагандистов не было ни руководящей организации, ни чёткой программы; давала о себе знать и нехватка конспиративного опыта. Да и зачем? Эти молодые люди, порвав со своими семьями и школами, не имея ни профессии, ни личных связей, ни обязательств, не испытывая страха перед земными и небесными силами, казалось, считали самих себя живой кристаллизацией народного восстания. Конституция? Парламентаризм? Политическая свобода? Нет, они не клюнут на эти западные приманки. Их цель – масштабная революция без ограничений и промежуточных этапов»[15].

Летом 1874 года сотни молодых людей из высших и средних слоёв общества двинулись в деревни, преисполненные идеей пробудить крестьянство к революции. Павел Аксельрод, один из будущих основоположников русского марксизма, вспоминает коренную ломку, осуществлённую этими молодыми бунтарями в дворянском укладе:

«Наша программа гласила: кто хочет работать для народа, тот должен покинуть университет, оставить своё привилегированное положение, свою семью и повернуться спиной даже к науке и искусствам. Должны быть порваны все узы, связывающие его с высшим обществом, дулжно сжечь за собой все корабли, словом, добровольно отрезать себе всякий путь к отступлению. Пропагандист должен, так сказать, всё своё внутреннее существо преобразовать, чтобы чувствовать себя заодно с самыми низшими слоями народа, и не только идейно, но и в повседневной жизни»[16].

Эти бесстрашные молодые люди следовали только одной программе: они искали дорогу к «народу». Одетые в ветхую рабочую одежду, купленную с рук, и сжимая в руках фальшивые паспорта, они ходили по деревням, стремясь отыскать ремесло, которое позволило бы им жить и работать неприметно. Ношение крестьянской одежды было далеко не наигранным жестом, как может показаться на первый взгляд.

«Пропасть, отделяющая в России “барина” от мужика, – говорит Кропоткин, – так глубока, они так редко приходят в соприкосновение, что появление в деревне человека, одетого “по-господски”, возбуждало бы всеобщее внимание. Но даже и в городе полиция немедленно бы насторожилась, если бы заметила среди рабочих человека, не похожего на них по платью и разговору»[17].