Ленин. Книга 1

Но мы отвлеклись. Так или иначе, именно Ленин настоял не просто на вооруженном восстании, но и на том, чтобы не связывать его с открытием съезда Советов. В главе «Переворот» книги «О Ленине» Л. Д. Троцкий, на мой взгляд, весьма точно заметил, что, «как и в июньские дни, когда Ленин твердо ожидал, что „они“ перестреляют нас, он и теперь продумывал за врага всю обстановку и приходил к выводу, что самым правильным, с точки зрения буржуазии, было бы захватить нас вооруженной рукой врасплох, дезорганизовать революцию и затем бить ее по частям. Как и в июле, Ленин переоценивал проницательность и решительность врага, а может быть, уже и его материальные возможности»224. Видимо, именно этой «переоценкой» противника Ленин заставил свою партию действовать. По Ленину выходило: если мы не возьмем власть, они нас «перестреляют». А Ленин жил только восстанием. Он не мог думать ни о чем другом. В своем последнем перед переворотом письме в ЦК он умоляет, настаивает, требует. «Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало! Промедление в выступлении смерти подобно»225. Отныне «добивание» станет надолго главной задачей большевиков. Добивали монархистов, буржуев, помещиков, белое офицерство, казачество, старорежимную интеллигенцию, меньшевиков, эсеров, кулаков…

Российский мыслитель А. И. Ильин писал: «…революция была срывом в духовную пропасть, религиозным оскудением, патриотическим и нравственным помрачением русской народной души. Не будь этого оскудения и помрачения, русская многомиллионная армия не разбежалась бы, ее верные и доблестные офицеры не подверглись бы растерзанию… Ленин и его шайка не нашли бы себе того кадра шпионов и палачей, без которого их террор не мог бы осуществиться; народ не допустил бы до избиения своего духовенства и до сноса своих храмов; и белая армия быстро очистила бы центр России…»226 Действительно, обстоятельства сложились таким образом, что «помрачение народной души» было катастрофическим.

Ученым, писателям, историкам остается только поражаться, как великий народ позволил так экспериментировать над своей судьбой. Петр Струве сказал по этому поводу: «Народ, создавший великое государство, объятый каким-то наваждением, в короткий срок разрушил это великое государство ради призрачных выгод и благ. Произошло государственное самоубийство государственного народа»227.

Однако, как пишет очевидец тех событий Н. Н. Суханов, «сопротивления не было оказано. Начиная с двух часов ночи, небольшими силами, выведенными из казарм, были постепенно заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телеграфное агентство. Группки юнкеров и не думали сопротивляться. В общем, военные операции были похожи скорее на смены караулов в политически важных центрах… Город был совершенно спокоен. И центр, и окраины спали глубоким сном, не подозревая, что происходит в тиши холодной осенней ночи»228. Керенский утром выехал (это походило на бегство) «навстречу верным войскам с фронта». Никаких серьезных мер но предотвращению переворота Временное правительство не делало и сделать, видимо, уже не могло. Власть валялась на мостовой Петрограда.

В полдень под председательством Троцкого состоялось экстренное заседание Петроградского Совета. В большом зале, писал Суханов, было полно народу; сновали взад и вперед вооруженные люди. Троцкий, открыв заседание, сказал:

— От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временного правительства больше не существует. Отдельные министры подвергнуты аресту. Другие будут арестованы в ближайшие дни или часы.

Речь Троцкого прерывалась шумными аплодисментами, восторженными выкриками. В конце речи Троцкий заявил, что в «нашей среде находится Владимир Ильич Ленин, который в силу целого ряда условий не мог до сего времени появляться.

— Да здравствует возвратившийся к нам товарищ Ленин!

Суханов об этом моменте пишет так: „Когда я вошел, на трибуне стоял и горячо говорил незнакомый лысый и бритый человек. Но говорил он странно знакомым хрипловато-зычным голосом, с горловым оттенком и очень характерными акцентами на концах фраз… Ба! Это — Ленин. Он появился в этот день после четырехмесячного пребывания в подземельях…“229

Поздно вечером, в 22.40, в Смольном открылся II Всероссийский съезд Советов. В результате перемен, происшедших в стране, на съезде более 60 процентов уже составляли большевики. В президиум поднялись новые люди: большевики и левые эсеры. Попросил слово Мартов, призвавший создавать власть без насилия, без военных действий. Эсер Мстиславский и большевик Луначарский поддержали Мартова. Казалось, может сложиться уникальная ситуация компромисса и согласия в самый решающий момент российской истории. Но только казалось…