Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Гражданская война Ленина была не такой, как у его коллег. Ленин не метался по стране на собственном бронепоезде и не вел красноармейцев на Кронштадт, как Троцкий; не скакал с шашкой в атаку, как Чапаев; не оборонял Царицын, как Сталин и Ворошилов. Скорее всего, он никогда не видел ни Колчака, ни Деникина, ни Юденича, ни Врангеля. Он вел переговоры с иностранцами, разводил по углам командующих – далеко не только Троцкого и Сталина, штамповал резолюции, назначал комиссии, укомплектовывал их, боролся на съездах, совещаниях, за кулисами с оппозицией внутри партии, обеспечивал снабжение голодающего без продовольствия и топлива бюрократического аппарата, выступал на фабриках, ликвидировал последствия снежных бурь и неурожаев, разгребал «вермишельные», мелкие, жалобы – почему посадили такого-то и реквизировали то-то, ругался – почему от санитарных поездов самовольно отцепляют вагоны-кухни и перевязочные-аптеки; всё в пожарном порядке, быстро, срочно, горит. Пожалуй, у кого-то может создаться впечатление, что Ленин в эти годы играл второстепенную роль тылового бюрократа, распорядителя и министра по чрезвычайным ситуациям при генераторе идей Троцком.

Ленин был гироскопом войны; метафора «диалектика – оружие» представляется в этом аспекте особенно точной. Участие Ленина в Гражданской войне следует охарактеризовать скорее как обеспечение Красной армии политического преимущества над противниками; его способность осуществлять «конкретный анализ конкретной ситуации», умение применять теорию классовой борьбы, пользуясь описанными у Маркса и Энгельса прецедентами, талант находить в трудном положении самых неожиданных союзников (Махно, Уолл-стрит, Афганистан) позволяли выстраивать отношения советской власти с главным ресурсом обеих противоборствующих сторон – крестьянством, обеспечивать манипулирование «слабыми звеньями» – этнически маркированными регионами и национальными окраинами, нащупать долгосрочную стратегию Красной армии – немаловажно, при почти постоянно открытых нескольких фронтах, то есть постоянно и непредвиденно возникающих угрозах и тотальном дефиците ресурсов. Даже в худшие месяцы 1918-го Ленин не верил в перспективы Белого движения, зная, что у того не было никакого проекта, внятной идеи, кроме «за свободу и Учредительное собрание» или – кто в лес, кто по дрова – за Бога, царя и отечество; да и Антанте выгоднее была Россия, распавшаяся на мелкие государства, поэтому она поддерживала белых с большими оговорками, настаивая на «демократии» – то есть позволяла белым воевать не за восстановление Российской империи, а за зависимый от Антанты центр без окраин. И именно этим, а не идиотским упрямством и жестоким желанием «еще поэкспериментировать» («Ленин хоть всю Россию отдаст, лишь бы оставили ему маленький клочок земли, хотя бы Московский уезд, для социального опыта» – фраза Плеханова, брошенная весной 1918-го), объясняются его планы в случае реализации худшего сценария (захвата белыми или интервентами Москвы и Петрограда) уйти за Урал и создать там – где есть уголь для локомотивов и индустриальный пролетариат – «Урало-Кузнецкую республику». Ленину было ясно, что контрреволюционеры могут добиваться любых сиюминутных успехов, но в долгосрочной перспективе с такой программой они не в состоянии восстановить государство и обеспечить соблюдение общественного договора в анархизированной России. А раз так, можно было отступать и платить за «передышки» любую цену. И поскольку победа в так называемой Гражданской войне должна достаться большевикам, у Ленина были основания, – помимо некомпетентности в сугубо военных делах, – оставшись «мозгом» войны, делегировать ее непосредственное ведение другим, компетентным людям и организациям: Троцкому, Сталину, Дзержинскому, а самому обеспечивать эту войну с политических позиций.

Лавирование между разными противниками – намеренная уступка позиций на одном участке фронте, с тем чтобы пропорционально усилить позиции на другом, – было излюбленным боевым искусством Ленина; он умел театрально, не заботясь о «сохранении лица», заваливаться «кверху лапками», изображать из себя побежденного, – но зато умел и нападать так, как по правилам политической драки не нападают, – из вроде бы слабой, заведомо ущербной, а на самом деле временно обретшей силу позиции (поход на Польшу летом 1920-го).