Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Рядились не только с иностранцами, но и с русскими – бывшими владельцами тех или иных предприятий или просто инвесторами; это называлось «внутренние концессии». Еще весной 1918-го некие промышленники пытались взять в аренду у большевистского правительства целый комплекс своих бывших металлургических предприятий – и все это реализовалось бы, если бы не летнее обострение политической ситуации. В 1921-м некий вернувшийся эмигрант пытался реализовать на Волге и Каме проект, напоминающий нынешние круизные лайнеры на Балтике: модернизировать пассажирское судоходство и создать туристическую инфраструктуру. В результате Москва – точнее, «Метрополь» и «Националь» – к осени 1921-го оказалась наводнена иностранцами, и наиболее представительные из них легко могли попасть на прием к Ленину. И хотя в учебниках останутся отношения Ленина с Армандом Хаммером – «товарищем Хаммером», который уже весной 1922-го сумеет подогнать к Петрограду пароход с американской пшеницей, а затем, к взаимной выгоде, будет торговать немецким шахтерским оборудованием, эксплуатировать асбестовые шахты и строить карандашные фабрики, – самая известная история о Ленине и концессиях связана с именем американского бизнесмена Вандерлипа, чье появление в Кремле зафиксировал, среди прочих, Герберт Уэллс, оказавшийся соседом американца по гостинице. Краткая версия («Ленин чуть не продал американцам Камчатку») не является совсем уже неверной, однако отношения этих двух венчурных предпринимателей были далеко не столь однозначны; оба были себе на уме и разыгрывали скорее шахматную партию, чем крестики-нолики.

К осени 1920-го было понятно, что Камчатка, где по условиям Портсмутского договора не было русских войск, в любой момент может быть оккупирована Японией и советская власть не может ничего с этим поделать. Да и «советской» в 1920 году власть на Камчатке можно было назвать лишь условно, потому что там то и дело нарисовывались недобитые белогвардейские отряды, объявлявшие свои законы. Исходя из этой неопределенности («Как будто она является собственностью государства, которое называется Дальневосточной республикой», хмурил брови Ленин, «кому же она принадлежит в настоящее время – неизвестно»), Ленин предполагал «привлечь американский империализм против японского», чтобы Америка «прикрыла» территорию, которую большевики все равно были не в состоянии контролировать. Вандерлип импонировал Ленину тем, что имел репутацию эксперта по экономическим отношениям с Россией (еще с 1890-х годов, когда он по заданию американских компаний искал на Дальнем Востоке и Сибири месторождения золота, угля и нефти и даже выпустил книгу «В поисках сибирского Клондайка») и мог сойти за разносчика социальной эпидемии, пропагандируя в прессе и деловых кругах необходимость торговли с Советами.

Этот джентльмен предлагал несколько вариантов – от буквальной покупки, которая цинично подразумевала как денежное вознаграждение, так и признание Америкой Советской России, до права размещать военные и угольные базы и аренды на полвека – с обязательством в течение пяти лет начать работу и выплачивать два процента от прибылей. Ленин обсуждал только вариант аренды – и требовал права более раннего выкупа и соблюдения прав рабочих. Кончилось не то чтобы ничем – декларацию о намерениях (передать Америке Камчатку, часть Дальнего Востока и северо-востока Сибири на 60 лет с правом открыть военную базу) подмахнули и расстались со скептическими, но улыбками. Ленин уклонился от того, чтобы подписать Вандерлипу свой портрет – «товарищу» писать нельзя, а как же еще, но сподобился комплимента: «“Я должен буду в Америке сказать, что у мистера Ленина (мистер по-русски – господин), что у господина Ленина рогов нет”. Я не сразу понял, так как вообще по-английски понимаю плохо. – “Что вы сказали? Повторите”. Он – живой старичок, жестом показывает на виски и говорит: “Рогов нет”….В Америке все уверены, что тут должны быть рога, т. е. вся буржуазия говорит, что я помечен дьяволом».

Разумеется, Ленин принимал у себя не всех капиталистов, которые желали самолично освидетельствовать его череп на предмет наличия экзотических наростов. Вандерлип, ссылавшийся на связи в сенате, знакомство с будущим президентом Гардингом и родство с миллиардером Вандерлипом (неподтвержденное, по словам Ленина, «так как наша контрразведка в ВЧК, поставленная превосходно, к сожалению, не захватила еще Северных Штатов Америки»), попал к нему по рекомендации Литвинова и Красина.

Вандерлип обзавелся прозвищем «Хан Камчатки», а Ленин – несмотря на публичные сетования о том, что «перспектива побеседовать с такой капиталистической акулой не принадлежит к числу приятных» – упрочил свою репутацию широко мыслящего политика, готового к компромиссам, и добился того, чтобы об этом «контакте» раструбила вся мировая пресса, так что японцы оказались вынуждены выбирать, оккупировать ли им Камчатку «по-настоящему» или довольствоваться хозяйничаньем там дефакто.