Чуть яснее вырисовывались контуры потенциальной клиентуры. Поскольку французы не желали иметь дело с Россией, пока не будут выплачены царские долги, а сговорчивость англичан, даже при прагматичном Ллойд Джордже, не следовало переоценивать (хотя благодаря Красину большевикам таки удастся добиться торгового соглашения и англичане больше не конфисковывали любое имущество РСФСР в счет военных долгов, а республика обязалась снизить обороты своей пропаганды и не помышлять о строительстве железной дороги в Индию), основная надежда Ленина возлагалась на разоренную Германию (чье правительство ненавидело большевиков, которые едва не занесли туда на штыках революцию, но, как заметил Ленин еще в 1920-м, «интересы международного положения толкают его к миру с Советской Россией против его собственного желания», ведь Германии нужны были сырье, рынок сбыта и преодоление изгойского статуса) и, главное, – на Америку, которая не воспринималась как такой же опасный конкурент и исторический противник, как европейские державы. Речь идет не только о мирном сосуществовании двух систем. Ленин прекрасно понимает, что большевики и американцы обречены на то, чтобы бежать друг к другу навстречу с разных сторон радуги. Россия – колоссальный рынок сбыта, страдающий от дефицита товаров и технологий, а Америка нуждается в экспорте и экспансии капиталов и технологий. И хотя американские массмедиа представляли Россию как очаг Красной Угрозы и травили конкретных людей, идеи и искусство, хоть как-то связанное с коммунизмом, подлинные хозяева страны – Уолл-стрит – полагали, что Америка достаточно далеко от России, чтобы риторика большевиков по пути развеялась в воздухе. Интересуясь прибылью, они сквозь пальцы смотрели на открывшееся в Нью-Йорке Советское бюро (по сути, посольство), поставляли в Россию через третьи страны продовольствие и технику и воспринимали большевистскую Россию как потенциальную полуколонию, бесконечный ресурс, который нужно осваивать – иначе на него наложит лапы другой серьезный конкурент – не Англия, так Япония. По остроумному замечанию историка Саттона, противоположность интересов коммунизма и монополистического капитализма – вообще ложная, иллюзорная; наоборот, чтобы комфортно и эффективно эксплуатировать Россию, Америке нужна была Россия централизованная и, в идеале, с неэффективным планированием. «Только подумать – одна гигантская государственная монополия!» И если у вас есть ход к тем, кто заправляет этой монополией, – все это у вас в кармане. Ленин, надо полагать, также уловил этот парадокс – и приложил массу усилий для того, чтобы питать свою революцию американскими калориями. Вокруг него вечно крутились обладатели американских паспортов – в диапазоне от Джона Рида до банкира Томпсона, который, будучи главой миссии Красного Креста, еще в декабре 1917-го умудрился выделить «в пользу большевиков кредит в миллион долларов для распространения их учения в Германии и Австрии». Даже один из секретарей Ленина был американец – Борис Рейнштейн. Именно Америка представлялась Ленину царством «тейлоризации» (системы увеличения производительности труда), которую следовало вводить в Советской России. Ровно поэтому Ленин в 1919–1920 годах усиленно подкармливает сахаром, шоколадом и сыром героического инженера Кили, который явился «помогать» республике: объездил, по заданию Ленина, несколько промышленных центров, предоставил неутешительные наблюдения («прогулы занимают около 50 %, а общий расход энергии рабочего на добывание продовольствия он исчисляет в 80 %, а 20 % остается на чисто производительную работу») и оригинальные рекомендации (закупать промтовары и машины на Западе), после чего, правда, выяснилось, что все накопленные сведения он планомерно пересылает и в Америку тоже, то есть, по сути, шпионит; Кили арестовали и выпустили лишь после серии отчаянных до комичности писем Ленину. В целом доброжелательное отношение Ленина к Америке привело к тому, что в 1921-м он, карамболем, через Нансена, инициировал контакт Горького с АРА – неправительственной Американской организацией помощи, даже и зная, что американцы будут не только кормить и спасать голодающих, но и, через собственный аппарат распределения продовольствия, вести политическую работу, которую можно квалифицировать как антисоветскую.