Ленин. Сталин

Ленин поднимался на ораторские трибуны и с каждым разом все больше привлекал слушателей на свою сторону. Его речь звучала отрывисто и немузыкально, и находились слушатели, например, Федор Степун, на которых она оказывала воздействие скорее отталкивающее, чем притягательное. Однако и они подчеркивают суггестивную убеждающую силу его речей. В чем состояла тайна ленинской риторики? Некоторые моменты можно объяснить аналогично воздействию стиля его письменной речи. Выражения Ленина зачастую производили впечатление избитых, может быть, банальных, однако благодаря медиуму стоящей за ними личности приобретали значимость и полновесность. «Я понял, — пишет Луначарский, — что как трибун этот человек должен производить сильное, незабываемое впечатление. Я уже знал, насколько силен Ленин как публицист своим грубым и необыкновенно простым стилем, своим талантом так варьировать любую, даже самую запутанную мысль, что она наконец запечатлевается в самом ограниченном уме». По сравнению с другими выдающимися народными ораторами партии, прежде всего с Троцким, язык Ленина казался лишенным пламенного воодушевления, ритмического построения, подлинного напряжения, которые, как правило, необходимы для того, чтобы увлечь массы и внушить им желаемое. Голос его звучал зачастую хрипло, а подчас тускло и бесцветно; в используемых им оборотах речи отсутствовал какой бы то ни было пафос и прочие ораторские украшения. Любил же он популярные, заимствованные из разговорного языка выражения, исконно народные сравнения и характеристики. Правда, при случае мог употребить какую-либо из латинских пословиц, в которых ценил краткость и точность формулировок, не было недостатка и в библейских выражениях, однако еще охотнее он черпал свои образы из басен Крылова. Иногда ему удавались красочные сравнения или языкотворческие формулировки собственного сочинения, которые долго еще оставались эффектными. Риторика Ленина захватывала дух, особенно в те моменты, когда он выбирал себе оппонента, выставлял его слова в ироническом свете и лишал их первоначального смысла. С помощью целой системы язвительных выкриков он пытался полностью выставить оппонента на посмешище и уничтожить его. Случалось, Ленин с удовольствием постоянно повторял одну и ту же формулировку, постепенно все больше подчеркивая ее значение, стремясь таким образом вдолбить ее в головы слушателей и сконцентрировать на ней их внимание. Его речь была обращена не столько к эмоциям и силе воображения, сколько к воле и решимости. Он принуждал своих слушателей к участию в принятии решений, увлекал их собой, так что некритичный слушатель мог бы, подобно Горькому, сказать: «Речь его всегда вызывала физическое ощущение неотразимой правды, и даже если эта правда часто была для меня неприемлема, я все же не мог не чувствовать постоянно ее силу».

Теперь Ленин наконец имел возможность обратиться не к узкому кружку заговорщиков или закрытому собранию, а к целым массам людей на улице с импровизированных сцен, с балконов, с броневиков. Всеразрушающий и всеутверждающий пыл его красноречия, несущего в себе заряд воли и энергии, охватывал массы людей, взбудораженных войной и переворотом, словно трут, который долгое время был иссушен, чтобы теперь наконец ярко вспыхнуть. Именно анархические инстинкты своих слушателей и умел в первую очередь всколыхнуть Ленин.

С открытием I Всероссийского съезда советов в июне 1917 года мгновенно стало ясно, что он, подобно охотнику в засаде, выжидает момент для молниеносного захвата власти. Из 833 делегатов лишь 105 были большевиками. Когда Ленин приветствовал советы подобно конвенту времен французской революции 1792 года и потребовал забрать всю полноту власти из рук Временного правительства, ему возразил Церетели, один из министров-меньшевиков: «Нет такой политической партии, которая была бы способна, действуя самостоятельно, покончить с хаосом и взять в свои руки власть». «Нет, — раздалась знаменитая реплика Ленина, — такая партия есть! Наша партия каждую минуту готова взять власть целиком». Собрание отреагировало на это высказывание смехом, Керенский в ответ предостерег от сравнений с 1792 годом и от насильственных методов, однако в конце съезда Ленин снискал аплодисменты.

Церетели, распознав опасную решимость Ленина и его людей, потребовал разоружить «заговорщиков». Действительно, Ленин вынашивал следующий план: во время съезда, при поддержке массовых демонстраций, свергнуть посредством путча Временное правительство и захватить власть именем советов. Однако центральный комитет колебался, да и сам Ленин потерял прежнюю уверенность. Когда же по отношению к большевикам не последовало никаких мер, слабость правительства стала очевидной.