Ленин, том 54

…помочь фельдшерице Грешновой, которая возилась со мной много дней после операции извлечения пули.

(с. 268)

Он, даже умирая,
все равно
тревожился, чтоб жили мы счастливо,
чтоб колыхала трудовая нива
людских сердец отборное зерно.
Казалось,
ослабевшая рука
с пером уже не справится,
однако
строка его, крылата и строга,
легла, как мост,
над смертной бездной мрака.
О совесть наша!
Нам доверил жить,
идти,
не обольстясь тропой обходной, —
пускай вовеки будет путеводной
из ран его
струящаяся нить…
Каких жар-птиц не пожалели мы,
какие думы пали сединою,
чтоб встал неодолимою стеною
и жил наш свет,
пробившийся из тьмы!
И, всякого изведав на веку,
когда до капли силы истощались,
шли к Ленину мы,
словно к роднику,
и мудрой чистотою очищались.
Эпоха пьет из этого ключа.
А он,
даруя нам глоток насущный,
уходит вдаль,
рекою клокоча,
огромный мир в грядущее несущей.
А мы? Что мы?!
И выжигали тьму,
и рвались к солнцу
сердцем увлеченным…
Но отчего, скажите,
почему
беседовать так трудно с Ильичем нам?
Зачем? К чему?
А времени — в обрез.
И, честно шаг обдумывая новый,
на ленинский встревоженный вопрос
судьбой своей
ответить мы готовы.
Он рядом с нами —
другом и вождем.
Он учит нас — и учимся прилежно…
Так с Лениным
мы к Ленину идем.
И в этом — наша сила
и надежда!

…Не напишете ли Бернарду Шоу, чтобы он съездил в Америку, и Уэллсу, который-де теперь в Америке, чтобы они оба взялись для нас помогать сборам в помощь голодающим?

Хорошо бы, если бы Вы им написали.

Голодным попадет тогда побольше.

А голод сильный.

(с. 62–65)