Ленин в 1917 году

Во-вторых, графиня С. В. Панина (1871–1956) действительно в царское время финансировала «Народный дом», а с мая 1917 года она, член ЦК партии кадетов, стала товарищем министра государственного призрения и после Октября 1917 года подписала перевод всех средств министерства в банк «на имя Учредительного собрания».

Против Паниной возбудили уголовное дело о сокрытии государственных средств как акте саботажа. 28 ноября Панину арестовали и привезли в Смольный, а после отказа возвратить изъятые суммы — на сирот и калек — заключили в тюрьму, где она и пробыла в общей сложности… 22 дня.

Отношение к ней было там — по её же словам, безупречным и даже внимательным: графиня пользовалась, как-никак, популярностью.

10 декабря 1917 года её публично судил Петроградский революционный трибунал, вынесший приговор: оставить С. В. Панину в заключении до момента возвращения взятых ею народных денег в кассу Комиссариата народного просвещения, куда вошли и органы социального обеспечения.

Через десять дней Панина вышла из заключения и двинулась на Юг — к Деникину, якобы намереваясь передать ему «бриллианты предков». Потом графиня яро поддерживала Белую армию, уехала в эмиграцию в Европу, а затем перебралась в США, где и умерла незадолго до 40-летия Октября.

На суде над ней молодой рабочий с завода «Новый Парвиайнен» Наумов сказал:

— Я готов согласиться, что в прошлом гражданка Панина приносила пользу народу… Но тем-то и отличается их благородство, чтобы давать или бросать народу куски, когда он порабощён, и мешать ему в борьбе, когда он хочет быть свободным. Пускай народолюбивая графиня Панина действительно добра и благородна. Но вот народ пришёл к власти… Тут и благородство не помогло, и чем только можно была оказана помеха… Пускай трибунал помнит, что мы имеем право быть свободными, а кто этого не хочет понять — подлежит обезвреживанию… Гражданка Панина мешает народу в его работе. Действуйте, граждане судьи, не для одного благородства, а на пользу миллионов — и жизнь оправдает вас!

(Российский либерализм: идеи и люди. 2-е изд., испр. и доп., под общ. ред. А.А. Кара-Мурзы. М.: Новое издательство, 2007, с. 751–752, 754–755.)

К словам рабочего Наумова прибавить особо нечего…

Разве что сто́ит поправить его в том, что фигуры, подобные Паниной, не могут бытьподлинно благородными, ибо принадлежат к слою социальных лицемеров и негодяев. Панина — купаясь в комфорте посреди полунищей жизни десятков миллионов соотечественников — была готова благодетельствовать народ. Но согласиться на такие равные с ней права́ народа, когда нужды в благотворительности не будет, графиня не могла. И повезла неправедно нажитые предками бриллианты на защиту неправедного «белого» дела…

А теперь вернёмся к описанию Джоном Ридом саботажа в Питере в конце 1917 года:

«То же самое творилось в министерстве земледелия, министерстве продовольствия, в министерстве финансов. Чиновники, которым было приказано выйти на работу под страхом лишения места и права на пенсию, либо продолжали бастовать, либо возобновляли работу только для того, чтобы саботировать. Так как почти вся интеллигенция была против большевиков, то набирать новые штаты Советскому правительству было не из кого.

Частные банки упрямо не желали открываться, но спекулянты отлично обделывали свои дела с заднего крыльца. Когда появлялись большевистские комиссары, служащие уходили, причём прятали книги и уносили фонды. Бастовали и все чиновники Государственного банка, кроме служащих в подвалах и в экспедиции заготовления государственных бумаг, которые отвечали отказами на все требования Смольного и при этом частным образом выдавали большие суммы Комитету спасения и городской думе…

Чиновники кредитной канцелярии уничтожили свои книги, так что установить картину финансовых отношений России с другими государствами оказалось совершенно невозможным.

Продовольственные комитеты и администрации муниципальных предприятий общественного пользования либо не работали вовсе, либо саботировали. А когда большевики, видя ужасную нужду городского населения, пытались помочь делу или взять его в свои руки, служащие немедленно бросали работу, а дума (Петроградская. — С.К.) наводняла всю Россию телеграммами о том, что большевики «нарушают автономию городского само- управления»…

Смольный был явно бессилен. Газеты твердили, что через три недели все петроградские фабрики и заводы остановятся из-за отсутствия топлива… Викжель объявлял, что к первому декабря прекратится железнодорожное движение. Комитет спасения и всевозможные центральные комитеты рассылали по всей стране призывы к населению не обращать никакого внимания на декреты правительства…»

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 214–216.)