Ленин в 1917 году

Викжель обнаглел настолько, что созвал конференцию по формированию нового правительства во главе с Черновым, где большевикам отводилось меньшинство мест, а Ленин и Троцкий были вообще отведены, в том числе — по настоянию союзников. В составе правительства предполагалось четыре большевика «второго плана», включая Каменева, четыре «оборонца»-эсера и два меньшевика-«интернационалиста».

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 217; Садуль Ж. Записки о большевистской революции. 1917–1919. М.: Книга, 1990, с. 48–49.)

Сами такие факты доказывали, что власть Ленин не подбирал, а отбирал, а это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».

Впрочем, начавшийся в Питере процесс большевизации набирал силу по всей России… Ленина решительно поддержал Гельсингфорс, в Казани большевики арестовали комиссара Временного правительства, в Красноярске провозгласили Советскую власть, Московский совет подавляющим большинством поддержал выступление петроградцев… В Киеве большевики столкнулись с сопротивлением националистов, но Харьков был за Советы, и так далее…

Однако и сопротивление «бывших», которые не хотели становиться «бывшими», нарастало. В количестве ста тысяч экземпляров распространялась газета старого ЦИКа «Голос солдата», сменившая название на «Солдатский голос». В ней писалось: «Люди, нанесшие свой предательский удар ночью, люди, закрывшие газеты, недолго удержат страну во мраке. Страна узнает истину! Она оценит вас, господа большевики! Мы все увидим это!»

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 135.)

Ну, в конце концов, это было тявканье из подворотни. А вот саботаж структур государственной власти был делом серьёзным.

Не так уж сложно было сломать в балтийском Петрограде влияние эсеровского Центрофлота — большевистский Центробалт его перешибал. И даже с меньшевистским Викжелем можно было разобраться — рядовые железнодорожники поддерживали в большинстве своём большевиков.

Даже православной церкви «временные» были не очень-то по душе, и со 2 (15) ноября 1917 года священники всех петроградских церквей перестали поминать Временное правительство на ектеньях — молитвах «за правящий дом»!

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 214.)

Но государственные служащие, но буржуазные специалисты — тут так просто ничего не решалось…

ЗАКАНЧИВАЛАСЬ осень, подступала зима, и ситуация в Петрограде складывалась сложная, особенно с продовольствием. Ничего иного не было бы и без взятия власти Лениным — зимнему Питеру так или иначе пришлось бы расплачиваться за грехи «правления» «временных». В то же время в ситуации появлялось и нечто новое, чего без взятия власти большевиками не было бы…

И этим «новым» был очевидный саботаж мероприятий новой власти органами старого режима. Если при «временных» чиновники работать просто ленились, то на Советскую власть они не только не желали работать, но стремились вредить и пакостить ей.

Имея в виду влияние большевиков на ситуацию в России с Февраля до Октября 1917 года, можно выделить три основных периода. С начала революции до расстрела мирной Июльской демонстрации авторитет большевиков и Ленина в народе лишь возрастал. Затем наступил временный спад, но этот второй период был недлительным — уже с конца августа начинается новый рост авторитета и влияния большевиков, хотя Ленину и приходилось скрываться до 24 октября 1917 года. При этом большевики даже после того, как стали всё больше контролировать ситуацию в ходе своего августовско-сентябрьского «ренессанса», не совершали ничего, что могло бы осложнить работу любых органов и структур Временного правительства, связанных с обеспечением жизни населения.

Зато большевикам после Октября 1917 года пришлось столкнуться с нарастающим саботажем их работы по снабжению столицы топливом, продовольствием и т. д. Определённые круги явно предпочитали быть «мёртвыми, чем красными», а точнее — по-людоедски вели дело к тому, чтобы в руководимом большевиками Питере в зиму с 1917 на 1918 год было как можно больше мёртвых, для того чтобы там становилось как можно меньше красных.

Этот момент обычно забывается, или все тяготы первой «советской» зимы в Петрограде (и не только в Петрограде) вменяются в вину Ленину и большевикам. Но в действительности-то виновных надо искать не в «красном», а в «белом» лагере, всё более становящемся, впрочем, грязным!

Можно изложить эту мысль и проще…