Ленин в 1917 году

Хотя для России был бы, вообще-то, благом и сепаратный мир с Германией. К тому же если бы Временное правительство официально предложило союзникам установить немедленно перемирие на всех фронтах, публично пригрозив в случае отказа начать отдельные переговоры с Германией о мире, то это, скорее всего, к быстрому всеобщему миру и привело бы. Но нет же — сама мысль Ленина о том, что войну надо кончать не чьей-либо победой, а общим для всех миром — простая и верная мысль, не только не была воспринята образованными слоями России с энтузиазмом, она была освистана и ошикана.

В вонючих, заплывающих кровью окопах сидели мужик и рабочий, не понимая — за что воюют? Или — уже поняв, что воюют ни за что… А рафинированные интеллигенты типа академика Готье ныли в дневниках о «народе-пораженце», якобы неспособном «защитить свободу»…

Я ещё вернусь к такой типичной для старой России фигуре академика Готье, а пока скажу, что читал дневники этого крупнейшего русского индолога, относящиеся ко временам революции и Гражданской войны, со смешанным чувством недоумения, горечи и отвращения — настолько был неправ и мелок Готье в своих текущих и перспективных оценках судеб России.

Рассмотрим лишь один ленинский виртуальный, но вполне реализуемый — при всеобщем желании — поворот в жизни России в 1917 году. Речь — об отношении к войне…

До весны 1917 года большевики не имели такого влияния в широких народных массах, которое играло бы решающее значение для массовых умонастроений и хода политического процесса в России. Напомню, что первый состав даже столичного Петроградского Совета рабочих депутатов был не большевистским, а подавляюще эсеро-меньшевистским, как и состав делегатов Первого Всероссийского Съезда Советов. При этом интересы масс — и отнюдь не только «низов» — объективно выражали только большевики!

Чтобы убедиться в этом, познакомлю читателя с письмом некоего раненого офицера. Это письмо приводит поэт Александр Блок в своих выписках из документов учреждённой Временным правительством Чрезвычайной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров царского правительства.

Блок писал:

«Очень интересный документ представляет письмо какого-то раненого офицера, посланное из Москвы 25 января Протопопову (копия Милюкову). Автор письма говорит, с одной стороны, что надо… послать Милюковых и Маклаковых в окопы, чтобы они перестали работать на оборону и увидели, что такое война: легко им из кабинета предлагать воевать «до победного конца». С другой стороны, офицер считает, что нельзя продолжать войну и надо заключить мир, пока нет ни победителей, ни побеждённых. «Если мир не будет заключён в самом ближайшем будущем, то можно с уверенностью сказать, что будут беспорядки… Люди, призванные в войска, впадают в отчаяние… не из малодушия и трусости, а потому, что никакой пользы от этой борьбы они не видят»…»

(Блок А. Собрание сочинений в 6 томах. Л.: Худож. лит., 1980–1983., т. 5, с. 308–309.)

Ну, допустим, что одно письмо — это всего лишь одно письмо… Но тот же Блок в реальном масштабе времени, в письме матери от 19 июня 1917 года, писал о впечатлениях от присутствия на пленарном заседании открывшегося в Петрограде I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов… Съезд приветствовал представитель Американской Конфедерации Труда (АФТ) — соглашательского профсоюза США и «долго поучал собрание… обещал всякую помощь, только бы мы воевали…»

Американцу «для приличия» поаплодировали. Но когда меньшевик (даже меньшевик!) Чхеидзе в ответ заметил: «Вы вот помогите нам, главное, поскорее войну ликвидировать», то «тут уж, — писал Блок, — аплодисменты были не американские».

Иными словами, господствующим настроением было одно: войну надо кончать! А без околичностей, жёстко, говорил об этом из тогдашних ведущих российских политиков только Ленин!