Ленин ставил вопрос о войне не «бочком» — как Чхеидзе, а прямо,
То прекращение войны весной или летом 1917 года путём переговоров было бы вполне возможно. Во всяком случае — для России.
9 (22) мая 1917 года Ленин опубликовал в «Правде» статью «Фактическое перемирие», где приводил слова министра-председателя Львова, заявившего: «страна должна сказать своё властное слово и послать свою армию в бой». Львов возмущался тем, что на фронте установилось «фактическое перемирие»…
«Что же дурного в фактическом перемирии? — спрашивал Ленин. — Что дурного в том, что бойня приостановилась? Миллионы людей перебиты и искалечены на войне. Бедствия, причинённые войной человечеству, и особенно трудящимся массам, неслыханны. Капиталисты наживают на войне скандально высокие прибыли. Солдаты истерзаны и измучены до последней степени…»
Разве Ленин был неправ?
И разве он был в чём-то неискренен и нелогичен, развивая свою мысль дальше:
«Нам возражают, что перемирие установилось только на одном фронте и что поэтому оно грозит сепаратным миром. Но это возражение явно несостоятельное. Ибо если ни русское правительство, ни русские рабочие и крестьяне
…Далее. Почему фактическое перемирие на одном фронте «грозит» сепаратным миром на этом фронте,
Что здесь неверного? И что неверного и вредного для народа России было в следующем развитии ленинской мысли:
«Фактическое перемирие есть состояние неустойчивое, переходное. Это бесспорно. Переходное к чему? К сепаратному миру оно не может привести, раз
…Братание на одном фронте может и должно быть переходом к братанию на всех фронтах… Народы отдохнули бы от бойни».
Ленин аргументированно опровергал утверждение, что перемирие на фронтах поможет Германии — стоящей накануне «растущего голода, краха, разрухи», и заявлял:
«Две программы стоят перед русским народом. Одна — программа капиталистов, перенятая Черновыми и Церетели. Это — затягивание бойни.
Другая программа — программа революционных рабочих всего мира, защищаемая в России нашей партией. Это программа: развязать братание (не позволяя немцам обманывать русских), брататься обменом воззваний, и… распространить братание и фактическое перемирие на все фронты; ускорить переход власти в России в руки Советов… ускорить этим заключение действительно справедливого… мира в интересах трудящихся».
Да, всё могло пойти иначе…
Если бы Россия вышла из войны, — даже сепаратным образом — весной 1917 года, то уже весной 1917 года русские мужики не рыли бы окопы, а сеяли и пахали! И даже если бы мир был заключён к лету 1917 года, всё равно мужицкие руки очень пригодились бы полуразваленному российскому сельскому хозяйству. А это означало бы, что к осени 1917 года Россия получила бы новый хороший урожай, а это исключало бы угрозу голода.
Если бы весной 1917 года была проведена честная земельная реформа и помещичьи земли были честно разделены, то не было бы на селе ожесточения лета и осени 1917 года…
Не было бы и разрастания националистического сепаратизма — во всяком случае, в том виде, в котором он развился к концу 1917 года…
Всё это было возможно! Но возможно лишь в том случае, если бы Россия прислушалась к Ленину и уже весной 1917 года пошла бы за Лениным.
Это, конечно, означало бы, что Временное правительство «выходит в тираж», как и руководящие меньшевики и эсеры, и в России устанавливается правительство Ленина, провозглашающее или через немедленное Учредительное собрание, или посредством Съезда Советов демократическую республику — не парламентскую республику, а республику Советов!