Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Чиновники в Министерстве иностранных дел Германии искали альтернативные решения. Они бы с превеликим удовольствием выдали Чернову визу (и даже были готовы отправить его первым классом), но русский ни в коем случае не должен был догадаться, что германские официальные лица имеют к этому отношение. Вайсу было поручено осторожно разузнать у Чернова, согласился бы он принять визу, если бы выяснилось, что она получена обманным путем – скажем, на том основании, что заявителю необходима поездка в Норвегию на три недели для лечения (несуществующей) болезни легких. Но Чернов оказался все же не настолько наивен, чтобы согласиться на подобное предложение, и план пришлось оставить.

Лишь через несколько месяцев Вайс смог уговорить Чернова воспользоваться поддельным швейцарским паспортом, уверив его, что немецкие пограничники не обращают на граждан Швейцарии никакого внимания и пропускают их без всякого контроля. В январе 1916 года Чернов наконец добрался до Норвегии, где немедленно выяснилось, что все планы финансирования газеты растворились в воздухе. Тем временем оставшемуся не у дел Вайсу была поставлена гораздо более скромная задача – собирать слухи и сплетни в среде русских эмигрантов²⁷.

Берлин больше не мог себе позволить подобные фальстарты – на это просто не было времени. И немецкие чиновники с чувством некоторого облегчения обратились к другим возможностям. Надежда забрезжила здесь еще в январе 1915 года, когда в МИДе была получена телеграмма от немецкого посланника в Константинополе Ханса фон Вангенхайма. Речь шла о коммерсанте по имени Александр Гельфанд, у которого, по-видимому, имелся план уничтожения царизма. Упомянутый коммерсант объяснил Вангенхайму, что интересы германского правительства абсолютно совпадают с интересами русских революционеров. Гельфанд полагал, что следует действовать быстро, чтобы “разложить” русских солдат антимонархической пропагандой еще до их отправки на фронт. Кроме того, он предлагал созвать съезд русских революционеров в изгнании, чтобы побудить их объединить усилия. Гельфанд, по словам Вангенхайма, заявил, что готов взять на себя первые необходимые шаги в этом направлении, однако ему потребуются значительные суммы денег²⁸.

Вангенхайм понятия не имел, что значительные суммы денег для Гельфанда – совершенно обычное дело. Этот человек был настоящим волшебником финансов. В кино его мог бы сыграть зрелый Орсон Уэллс. Как и “третий человек” Уэллса в одноименном фильме, Гельфанд купался в дыму и тенях войны, как в родной стихии, и, подобно своему двойнику в кино, совмещал в себе харизму визионера с бездонной алчностью.

Гельфанд родился в 1867 году в Белоруссии в полуголодной семье еврея-ремесленника; в какой-то момент семья перебралась в Одессу. Когда ему исполнилось двадцать, Гельфанд уже был социалистом – жизненный выбор, предполагавший в то время непрерывные путешествия. Студентом он жил в Швейцарии (которая ему не понравилась), позднее – в Мюнхене и Штутгарте, где стал журналистом революционных газет. Германию он полюбил с самого начала и осел здесь. Даже великий Карл Каутский, вождь немецкого социалистического движения, выказывал ему знаки уважения, а затем и восхищения. В 1894 году Гельфанд, огромный и тучный, словно тюлень (дети Каутского прозвали его “доктор Элефант”), взял себе псевдоним Парвус (лат. “маленький, малыш”). Под этим именем он и остался в истории²⁹.

Парвус-Гельфанд был мастером общения; его мюнхенская квартира нередко становилась своего рода камерой культурной декомпрессии – пространством, в котором любой новый русский эмигрант мог адаптироваться к миру европейской политики. Почти все эмигранты рано или поздно оказывались в доме Парвуса, среди них и Ленин, побывавший здесь впервые в 1899 году.

Парвус был, несомненно, выдающейся марксистской фигурой конца прошлого и самого начала нынешнего столетия, – напишет позднее Троцкий. – Он <…> глядел широко, следил за всем существенным на мировой арене, что при выдающейся смелости мысли и мужественном, мускулистом стиле делало его поистине замечательным писателем³⁰.

Эти качества и так уже выделяли Парвуса на фоне унылой журналистики того времени, однако его влияние было не только в словах. Прирожденный бизнесмен, он знал толк и в издании газет; восемь выпусков подпольной революционной газеты “Искра” были изготовлены в специальной, всегда запиравшейся на ключ комнате его квартиры; именно у Парвуса собиралась редколлегия газеты до начала 1902 года. Уже на этой ранней стадии некоторые немецкие товарищи считали Парвуса слишком грубым, но Ленину и его русским друзьям нравилось, что голос толстяка начинал звенеть, как только речь заходила о стачках и бомбах³¹.