Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Когда же иностранцы сами взяли слово, впечатление на публику производила скорее их манера, чем собственно речи. По свидетельству (сочувствующего) журналиста Гарольда Уильямса, слушатели еще до всякого перевода реагировали на драматические интонации и жестикуляцию Кашена. О’Грэди “настроил голос на масштабы Трафальгарской площади” и обрушил на “не понимающих ни слова солдат и рабочих поток громовых звуков”⁶². Восторг вызвала и финальная кульминация, когда Плеханов встал и раскланялся с гостями в знак “союзнической демократии”. Даже Суханов вынужден был признать, что “было торжественно и дружно” ⁶³. Возможно, чтобы не нарушить общее праздничное воодушевление, никто ни слова не сказал о войне.

Когда гости позднее в ходе пленарных бесед все же завели разговор о пушках и союзнических обязательствах, успеха это не имело. Кашена приняли в Совете настолько холодно, что он растерялся и, отклонившись от конспекта своей речи, вдруг ляпнул, что Франция планирует отказаться от Эльзаса и Лотарингии⁶⁴. Ни один француз в здравом уме не мог бы даже предположить такой возможности, и заявление Кашена (как и он сам) было воспринято как смехотворное.

Торну и О’Грэди повезло не больше. В намерения этих мудрых добропорядочных англичан (не говоря уже о теоретиках-французах) никогда не входило вдохновлять Россию на дальнейшие военные усилия. Один из переводчиков британского посольства сокрушался:

Если бы англичане <…> перестали давать русским и России советы и поняли бы, что <…> революционеры – не сборище длинноволосых, более или менее сомнительных бездельников и тщедушных очкариков-студентов, а лучшие люди страны, тогда нас больше бы любили. А пока что перед нами именно тот случай, когда говорят: “Избави меня, Боже, от таких друзей”⁶⁵.

Глава 8. Ленин в Лапландии

Цюрихский комитет по эвакуации эмигрантов <…> публично констатировал тот факт, что английское правительство решило отнять у эмигрантов-интернационалистов возможность вернуться на родину и принять участие в борьбе против империалистической войны.

В. И. Ленин

Ленин велел им игнорировать журналистов – он, как всегда, сам позаботится о прессе. Трудность была в том, что теперь в поезде появились десятки новых пассажиров. Они толпились у дверей “русских” купе и забрасывали их обитателей вопросами. Целая свора репортеров, хором говоривших чуть ли не на всех языках Северной Европы, разом ввалилась в поезд, шедший из Мальмё, когда он, едва рассвело, сделал короткую остановку на пригородной станции под Стокгольмом.

Была пятница, 13 апреля (в этот день Плеханов и его спутники прибыли в Россию), и кое-кто из цюрихской группы уже с ностальгией вспоминал о пломбированном вагоне и спокойном путешествии по немецким равнинам. В это раннее утро им нисколько не улыбалась перспектива стать знаменитостями. Нервы эмигрантов и так были на пределе, они не выспались, белье на пятый день дороги, казалось, приклеилось к телу, они давно не умывались теплой водой и не знали ни минуты уединения.

В таком кислом настроении путешественники прибыли в Стокгольм и, выйдя из вагона, тут же обнаружили очередной приветственный комитет. На перроне их поджидал левый социалист Фредрик Стрём, который накануне не смог прибыть в Треллеборг. Рядом с ним стояли другие представители шведского риксдага и влиятельный бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген. Собралась и немногочисленная группа зевак, в которую затесались по крайней мере двое агентов шведской тайной полиции и несколько иностранных шпионов¹. Большую часть дня русские проведут в столице Швеции, и кто-то же должен за ними присмотреть.

Ленин предпочел бы сразу ехать дальше, но до вечера не было ни одного поезда на Норланд. Чтобы с толком использовать проволочку, он загодя составил детальную программу. Прежде всего нужно было добиться от шведов, чтобы они недвусмысленно одобрили его решение проехать через Германию в пломбированном вагоне. Кроме того, он хотел услышать мнения шведских товарищей о войне, мире и революции. Наконец, Ленину нужны были деньги, а кроме того, он надеялся организовать в Стокгольме Русское бюро – большевистское представительство с местным адресом и местным персоналом, которое будет продвигать интересы Ленина на международной арене. Если после всего этого еще останется время, Ленин планировал навестить в расположенной неподалеку тюрьме Лонгхольмен своего старого товарища по Циммервальду Цета Хёглунда.