Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Хотя на такой ранней стадии революции было бы весьма преждевременно высказывать определенное мнение, но у меня такое впечатление, что кампания социалистов теряет почву под ногами. Их газеты читают не так, как в начале революции, и так как свежесть их нападок теряется, им, вероятно, будет труднее добыть достаточно средств для своей пропаганды. Против них уже действует контрпропаганда, и один из результатов действий социалистов состоит в том, что вместе соединились теперь все умеренные элементы общества²⁶.

Бьюкенен из Петрограда вполне соглашался с Локкартом²⁷.

Итак, последнее, чего желали союзники, было неожиданное появление Ленина собственной персоной. У британского правительства не имелось какого-то цельного образа этого человека (в одной из служебных записок он был назван через запятую с другими “иностранными мошенниками”), однако досье Ленина, составленное в ходе его довоенных визитов в Лондон, намекало на некоторые его опасные таланты²⁸.

В последнее время о нем ходили самые дикие слухи. Согласно сообщению Генри Стеннинга, представителя британских социалистов в Копенгагене, во время своего однодневного пребывания в Стокгольме Ленин “высказывал чрезвычайную враждебность по отношению к Великобритании”. Это заставляло поверить и другому слуху, пришедшему через Амстердам и наделавшему там много шума: Ленин якобы заявил, что “через две недели между Россией и Германией должен быть заключен мир”²⁹.

В какой-то момент британцы начали размышлять, не вывести ли им на поле собственного троянского коня: если немцы могут использовать Ленина, почему бы Британии не найти другого русского революционера,

который постарался бы объяснить России, что с ней произойдет, если она будет вести войну недостаточно энергично.

Они уже пропустили в Россию Плеханова, но кое-кто считал, что можно достичь лучших результатов с помощью одного бывшего нигилиста, известного разведке под именем Алексей Федорович Аладьин. Однако у Аладьина не было ни партии, ни даже группы последователей, и неизвестно, чего ждать от этого непредсказуемого неудачника. Резолюция на его досье от 29 марта гласит: “Сохранить в качестве спящего агента”³⁰.

Какая жалость, что эти несчастные швейцарцы вообще разрешили большевикам сесть на поезд! Даже мягчайшему князю Львову пришлось проинформировать официальных лиц в Берне, что отъезд Ленина и его группы из Цюриха – обстоятельство “в высшей степени прискорбное”³¹. Ходили также слухи, что Павел Милюков составил некий список персон нон-грата и пытался убедить своих коллег, чтобы этим лицам запретили въезд в Россию³². Если это правда, размышляли британцы, то Ленин и его друзья вряд ли смогут создать особые проблемы на Востоке.

С точки зрения союзников, лучшая возможность для того, чтобы остановить Ленина, несомненно, представлялась в Торнио. У британцев там был собственный военный представитель. Этот офицер вполне мог провести тайную операцию под прикрытием общей неразберихи и хаоса на границе – не говоря уже о столь удобном тумане. Надо было всего лишь сделать так, чтобы один конкретный большевик больше никогда не вернулся домой.

Сани русских путешественников подтянулись к караульному посту на финской стороне. Приметы границы – лающие приказы, стойки паспортного контроля, железные решетки – были знакомы путникам наизусть: это была часть жизни любого европейского революционера. По впечатлениям Шляпникова, раньше пограничники в Торнио были необычайно придирчивы, но теперь, когда на крыше появился красный флаг, тон персонала (а возможно, и сам персонал) сменился. Немцы тоже рассчитывали на то, что при новом режиме нравы на границе смягчатся. В одном из рапортов говорилось:

Раньше в Торнио было 65 чиновников, всех проезжающих тщательнейшим образом проверяли. Сейчас осталось лишь 16 солдат, и досмотр проводится очень быстро³³.

Группа местных зевак, собравшихся у пограничного поста, забрасывала вновь прибывших вопросами. Волоча за собой свои чемоданы и крепко держа за руки двух детей, спутники Ленина вошли в здание таможни.