Ленинград-34

По Лесной выскакиваем к Белорусскому вокзалу и оказываемся на широком Ленинградском шоссе, показавшемся пустынным.

— Скажите, юноша, — подаёт голос толстяк с заднего сиденья, вытирая лысину носовым платком. — что это за авто, на котором мы имеем честь передвигаться? Чем то похож на Форда.

"Юноша" слегка морщится от такого обращения, но гордость за свой автомобиль побеждает…

— Это — новый советский легковой автомобиль Горьковского автозавода, а не какой ни форд. Проводим испытания в городе, меня прикрепили к испытателям как лучшего водителя таксопарка…

Поворачиваюсь к спрашивающему, на лице которого появляются чувства недоверия и лёгкой тревоги.

"Знакомое лицо, однако".

— О, а я вас знаю, — толстяк переключается на меня. — вы… вы…

— Я-Чаганов, — прихожу ему на помощь — Алексей Николаевич, очень приятно познакомиться.

Толстой польщённо улыбается, говорит что ему интересна моя судьба, приглашает к себе на дачу в Иваньково. Наш водитель, обиженный было быстро погасшим вниманием к его автомобилю, обиженно замолкает, но услышав мою фамилию снова расцветает и разгоняет машину до фантастических ста килметров в час. Толстой замолкает вжавшись в сиденье.

Еще десять минут гонки по прямой, минуем Петровский дворец и прямо перед носом встречной машины поворачиваем налево, а ещё метров через двести из-за ровного ряда сосен открывается двухэтажное здание аэровокзала, стоящее наискосок к дороге, сознательно лишённое симметрии нагромождение бетонных кубов, укутано строительными лесами.

"11:05… Кажется, успел"…

Прощаюсь с Толстым, благодарю гордого таксиста и бегу ко входу, от которого навстречу мне спешит авиционный командир.

— Начальник аэропорта Каминский, — короткое рукопожатие, встречающий круто разворачивается и идёт чуть впереди. — товарищ Чаганов, мне звонили о вас из секретариата товарища Кирова. Вы каким рейсом хотите полететь? Пассажиры первого уже на борту.

— Скажите, товарищ Каминский, — с надеждой спрашиваю начальника аэропорта. — а где я смогу переговорить с лётчиками сопровождающих самолётов?

— Они уже на старте, — быстро пересекаем вестибюль аэровокзала и выходим наружу.

— А связаться с ними по радиостанции возможно? — замедляю шаг. Перед нами метрах в пятидесяти появляется угловатый гигант — самолёт "Максим Горький" с нелепой гандолой о двух двигателях сверху и шестью на огромных крыльях.

— Нет…

— Вильгельм, быстрее, — сверху с обзорного балкона для встречающих раздался властный голос. — Благин с Рыбушкиным уже взлетели.

Издали послышался шум моторов и две чёрные точки стали медленно подниматься над горизонтом.

Начальник аэропорта оборчивается, щурится от солнца, пытаясь разглядеть говорящего: "Пять минут, товарищ Харламов".

— Может быть полетите позже, — в глазах Каминского зажглись насмешливые огоньки. — завтра тоже будут полёты.

По опущеной вниз лестнице карабкались вверх два подростка лет десяти: девочка и мальчик, а провожавшая их женщина шла навстречу нам и всё время оглядывалась на них.

"Блин, что же делать? Остаться на земле и добиваться отмены вылета? Ну, отменят этот вылет, сдадут меня в психушку, а затем продолжат свои эксперименты.

Полететь сейчас и попытаться поговорить с пилотами? С начальством — бесполезно, оно ни за что не отвечает и всегда ни при чём".

Бросаюсь бегом к самолёту и легко взлетаю наверх по крутым ступеням почти не держась за поручни. Стоящий сбоку от входа авиамеханик начинает крутить лебёдку подъёмного механизма трапа. Аэродромные авиамеханики, стоя в кузовах двух автомобилей начинают пневматическую раскрутку винтов. Наконец-то трап зафиксиван, входной люк в полу закрыт и стало тише. Прошу молодую улыбчивую бортпроводницу, появившуюся из пассажирского салона в хвосте самолёта, проводить меня к лётчикам. Та призывно машет, следуй, мол, за мной, шум от работавших рядом в крыльях двигателей, всё-таки, не располагает к разговорам. Высокий потолок в проходе позволяет идти свободно, не пригибаясь. Проходим радиорубку, массивная радиостанция соседствует со шкафом портативной АТС, привинченной к переборке отсека через пружинные амортизаторы, попадаем в пассажирское купе на восемь мест, занятых серьёзными мужчинами в костюмах. Дальше двустворчатая металическая дверь в кабину пилотов, открытая сейчас, а за ней виден ещё один пассажирский салон, в конце которого, в самом носу самолёта, место штурмана. В дверной проём сквозь лобовое стекло виднеется кусочек синего неба, а по бокам на возвышении — кресла лётчиков.

— Товарищ Журов, — кричит моя проводница запрокинув голову назад.

Небо заслоняет голова лётчика.

— Товарищ Журов, моя фамилия Чаганов, — перехватываю инициативу. — разрешите к вам в кабину?

Лётчик окидывает меня оценивающим взглядом.

— Ну, давай, заходи, коль не трус.