Ленинград действует. Книга 3

Старик показывает на одну из таких ямок: вот здесь лежал дорожный мастер Иван Иванович Пикалев, а тут рядом две его дочери — Людмила, Олимпиада… Обходим этот участок, везде все то же. На деревьях следы пуль, выщербинки. Трупы похоронены несколько дней назад, по указанию военных властей, крестьянами — неподалеку, на братском кладбище…

Идем оттуда к двум домикам больницы (в третьем, большом, доме, сожженном при отступлении немцами, оказывается, была раньше поликлиника, — в больнице до войны работал врачом сын Кулачковского). Осматриваю помещения, видевшие при карателях столь многое, и вал, и разветвленные траншеи, и бойницы — всю очень продуманную и сильную систему укреплений круговой обороны фашистов. Она сохранилась, вокруг нее пояс проволочных заграждений, ныне прорванный здесь и там. Каждый сантиметр вокруг простреливался! При одном из домиков, отдельно — каменный ледник. В нем немцы расстреливали людей. С другой его стороны — конюшня. Наверху еще один дзот, с круговыми бойницами…

Расстался я с Кулачковским. Насмотрелся на все, наслушался за два дня всех этих рассказов, и затомилась душа. Захотелось сразу же отсюда на передовую, в бой — куда угодно, только бы в бой. И вот, созвонившись с Белой Горой, напросился: нет ли куда оказии? «Хотите ехать в танковый полк? Он сейчас ведет бой, прорывает оборону немцев». — «Хочу!» — «Выходите на шоссе, машина офицера связи, фургон, возьмет вас!»

И вот в семь часов вечера сижу у леспромхоза в снегу, на перекрестке, жду машину танковой части. Ехать — за пятьдесят километров, к реке Великой, в 40-й танковый полк подполковника Тимофеева, вступивший сейчас в бой с немецкими танками и «фердинандами» в районе деревень Шваенбахово, Иваньково, Уткино, Тородец вместе с частями 310-й стрелковой дивизии… Хочется отвести душу, посмотреть, как наши танки бьют гитлеровцев, как мстим мы в бою озверелым, проклятым фашистам! Танки пойдут с десантом…

Закат солнца, легкий морозец… Только что десятки наших самолетов бомбили передний край противника…

10 марта. Вечер. Белая Гора

Всю ночь я был на поле боя, на снегу, в сражающемся танковом полку, и в 511-м стрелковом полку. Полностью ощутил горячку боя. Под свист бомб, треск пулеметов, лязг и скрипенье гусениц, под грохот наших орудий и разрывов вражеских снарядов, хлопанье мин, в хорошо знакомой и как-то уже родной за время войны для меня обстановке очистился я от тяготящих душу, сжимающих сердце впечатлений всех этих дней, переключил внимание на другое!.. Друзья мои в Ленинграде, от многих из них война уже отошла далеко, так, что их все более и более успокаивают настроения занявшегося восстановительными мирными работами города. Они не представляют себе ясно, что творилось и еще творится здесь, на краю Ленинградской, освобождаемой от врага только сейчас области… Страдания народа нашего поистине неисчислимы, неописуемы… А надо, надо все знать, все увидеть своими глазами, и долг писателя — рассказать миллионам людей о том, что узнал, что слышал, что видел своими глазами…

Никогда не забудутся, никуда не денутся впечатления этих дней. И никогда не простит великий русский народ того, что натворила и еще поныне творит на нашей земле орда негодяев, насланная на нас Гитлером… Многие из них ускользнут от кары, но не все!..

А этот танковый бой… Я все записал, но в записи этой — только один, еще один из множества уже записанных мною боевых эпизодов. Я дам об этом — успешном — бое короткую корреспонденцию в ТАСС. Мы заняли еще две деревни, атакованные нашими танками и пехотой. И к потокам пролитой русским народом за Победу крови прибавилась кровь убитых и раненных в этом бою солдат и офицеров нашей наступающей армии. Навсегда в беглых заметках моих и памяти моей останутся раненная пулей в плечо санинструктор Розалина Ивченко, которую после перевязки я кормил с ложечки; и раненный в ногу механик-водитель Гладков, захвативший вражеский «фердинанд», но окруженный врагами и отбивавшийся, пока к нему не подоспели на помощь; и огнеметчики Кукушкин и Белов, и пять залпов «катюш», открывших черный в снегу путь залегшей было в атаке пехоте нашего 1082-го полка, и та воронка, которая спасла экипаж лейтенанта Хисматуллина и командира роты старшего лейтенанта Ольховенко в самый трудный момент… Все это было, и кажется, точно вот так же за годы войны было да было не раз!.. А теперь — пора в Ленинград!

13 марта. Ленинград

Сегодня ночью, после трехсот километров пути на попутных машинах, предельно усталый, промерзший, не спавший две ночи, вернулся в Ленинград.

Войдя в пустую, холодную мою квартиру, прежде всего затопил печь, разделся, сжег в печке гимнастерку, и брюки, и все белье. А валенки, полушубок и шапку до утра оставил в мешке, — утром отнес их в санобработку. Отмылся, переоделся, и… вот он, родной город, отстоявший себя от врага, опять окружает меня, со всеми своими делами, малыми и большими, нужными и важными для каждого человека, которому предстоит всю нашу жизнь приводить в порядок!..