Ленинград действует. Книга 3

Скоро я впал в полузабытье — дремоту, не снимавшую ощущения головной боли. Сквозь эту дремоту я услышал лязг гусениц, гигантски нарастающий, приближающийся. Казалось, вот-вот я буду раздавлен, но шевелиться не хотелось, я знал, что охранен броней того, стоящего рядом ИС от всяких случайностей. Махина танка, пришедшего с переправы, прокатилась мимо меня так тяжело, что я ощущал, как прогибалась подо мной земля вместе с плитами панели. Всеобъемлющий грохот стал спадать, танк промчался, за ним вырос второй, за вторым третий — танки пошли сплошной чередой, несколько десятков, и каждый, катясь по мостовой, проминал почву возле меня. Я услышал окрик:

«Кто там лежит? Вставай! Задавим!» И тогда я встал. Приютивший нас танк «Ленинградец» зарокотал мотором, ерзнул, рванулся и, залязгав гусеницами, покатился вдаль, вслед за прошедшей танковой колонной. За ним всколыхнулся второй, зигзагообразным, рыскающим движением съехал на мостовую, везя на себе десятка два облепивших его людей, и помчался за первым. Мы подошли к третьему, но и тот двинулся нам навстречу и промчался мимо, прижав нас к краю панели, едва не задавив. И все-таки было что-то мирное, доброжелательное в этих несущихся чудовищах, — казалось, даже случайно они причинить зла нам не могут, ведь это свои, наши, родные танки. Именно такое чувство я осознал, когда танк за танком шли мимо нас, а мы проскальзывали между их вращающейся гусеницей и заборчиком, должно быть, так же, как и все в Нарве, минированным, и нам оставалось места, что называется, в обрез. Но один из танков все продолжал стоять (его огибали другие): танкисты наскоро доедали какое-то варево из ведра. Мы подошли и попросили их включить радио, потому что ожидался еще приказ. Один из танкистов полез в передний люк, мы и два-три танкиста сунули в этот люк головы и, сгрудившись, слушали пойманные радистом на волне медленных, для газет, передач сообщения. Проходящие танки своим лязгом и грохотом заглушали передачу, радист — сержант Карабанов во весь голос кричал в танке, дублируя то, что слышит, мы поняли только: передан еще пятый приказ — о Шауляе… Пять приказов за один день — этого еще не бывало до сих пор!..

Танк двинулся вслед за прочими, и мы трое только что бывшие среди людей как дома, опять оказались словно брошенными и всеми забытыми. Но это чувство бездомности и одиночества тотчас миновало: мы спустились к мосту, где стояли маленькими группами понтонеры, распорядители движения. Ровный понтонный мост, поблескивающий при луне, в эти минуты был пуст: на том берегу опять произошла какая-то заминка. Река Нарва широко и беззвучно лилась перед нами, играя отражением луны. Мы хотели перейти по мосту на тот берег, — нас остановил часовой: приказано никого не пропускать, пока не пройдут все танки и самоходки! Они снова пошли — поодиночке. Мы узнали, что их должно переправиться около пятисот!

Все трое мы так устали, что уже почти не могли совладать с сонливостью, — я так просто не знал, куда девать себя от головной боли. Мы готовы были лечь здесь же, в грязь, и заснуть, что ни происходило бы в мире!

Но мы все же мечтали добраться до нашего грузовика-фургона. Здесь по-прежнему каждую минуту ожидался налет вражеской авиации, и мы не совсем понимали, почему до сих пор его нет, — ведь через реку переправлялись, а на берегу перед мостом стояли огромной пробкой танки и самоходные пушки!..

Наконец мы упросили часового пропустить нас по мосту (где не пролезет корреспондент!). «Только бегом!» — предупредил он нас. И когда один танк, занимающий всю ширину моста, вылез на берег и, жужжа, как всесильный жук, полез, выворачивая глину из полуметровой колеи, на крутой подъем, а следующий — на другом берегу — включил мотор, чтоб спуститься к мосту, мы втроем перебежали на правый берег. Миновав длинную вереницу ожидающих очереди танков, мы выбрались на дорогу, так же запруженную боевыми машинами, разыскали здесь свой грузовой фургон и залегли в нем — я и Василевский, а Фетисов остался в кабине рядом с шофером, приняв на себя все дальнейшее распорядительство. И я заснул и смутно, сквозь сон слышал, как Фетисов уходил, приходил, наконец, добившись от коменданта переправы разрешения воткнуть нашу машину в колонну танков и прошмыгнуть на другую сторону реки, успокоился. И наша машина, то ревя мотором, проползая метров пять-шесть, то затихая и снова останавливаясь, вместе с танками часа два подбиралась к переправе. А до переправы и оставалось-то метров не более трехсот! И были какое-то волнение, какая-то руготня, наш фургон чуть не сшибло развернутое вбок орудие самоходки, рванувшейся быстро и впритирочку огибавшей нас. И, мгновенно включив мотор, наш Галченков рванул вперед, и ствол орудия вовремя повернулся как надо, чтоб не унести наш кузов, а заодно и нас. Потом мы чуть не свалились под откос, потом едва не были расплющены двумя танками…