От твоей канцелярии остался только бумажный мусор! Валяются в пыли рыжие папки докладов и подписанных, но не отосланных приказов. Сейфы и шкафы распахнуты настежь… На полу валяются брошенные бежавшими нацистами членские билеты. И надо всем этим стоит наш часовой — стрелок, парень из России!
Пришла победа! В копоти, в пыли, в крови предстала она нам!
Советское алое знамя вьется над Рейхстагом! У его разбитых стен толпятся смешанные группы бойцов, офицеров, генералов. Встречи друзей: фотографирование, киносъемки. Весь Рейхстаг — в надписях. На правой стороне (на цоколе колонны): «И наши снаряды попали в Рейхстаг. Лейтенант Елютин. Гвардии старший лейтенант Пилипенко». Рядом другая: «11 ч. 30 м. 30/IV—45. Солпиненко, Царапкин, Шепелев». Еще надпись: «Мы из Ленинграда». Еще: «Мы из Сталинграда». (Вспомнилось —
Едем в танковую армию Катукова. Под проливным дождем пересекаем весь город и через увешанный белыми флагами Шарлоттенбург — к норд-весту. Всюду наши регулировщицы.
Шоферы так ведут машины, будто ездили по Берлину по крайней мере полжизни…
После беседы с членом Военного совета танковой армии едем обратно и часов в 6–7 проезжаем через Бранденбургские ворота. Осматриваем здание советского посольства — оно совершенно разрушено.
Отель «Adlon»[223]
— в нижнем этаже дым, что-то еще горит. Раненые немцы, — их тут до семисот человек. Врачи, сестры… Тяжело раненных вынесли на улицу. Беседую с начальником госпиталя. Он жалуется на недостаток продовольствия, воды и т. д. Наведем порядок.Едем на Унтер-ден-Линден — к музею, памятнику Вильгельму I и опять — через центральные кварталы, через Шпрее — к себе, в штаб.
У меня — как и у всех — начинается реакция… Меня все сильнее тянет в Москву. В ближайшие дни улечу туда. Главное сделано, а парады и «экскурсии» к демаркационной линии мне не нужны…
Веду записи.
Немцы капитулировали в Норвегии и Дании. Эсэсовцы еще пробуют драться и бьют по своим же частям.
Днем русская передача… из Люксембурга, корректная, с русским концертом. (Английская работа?)
Часа в 3 едем в город. Пыль, гарь, трупный запах, иногда специфич[еский] аптечно-парфюмерный (он все время преследует меня). Тяжкое чувство от всех этих разрушений. У памятника Бисмарку лежит развороченный обгорелый труп немецкого солдата. Задранная голова, раскрытый рот, глаза в небо. Весь потемнел от пыли… Вопрошает…
Обследуем башни управления обороны Берлина. Это массивные восьмиэтажные кубические здания — бетон, броня, самостоятельная силовая установка. В маленькой комнате — труп генерала, свесившаяся рука с пистолетом, брошенные бутылки шампанского. Рядом — мертвая жена.
Вообще трупов много… И везде пыль, рыжая кирпичная пыль…
Идет видимая и невидимая работа. Говорят, что найдены трупы Геббельса и членов его семьи, доставлены в штаб фронта. Ищут политических деятелей — крупных военных и других нацистов.
День печати. Провел посвященную этому дню беседу с редакцией армейской газеты.
Был в Военном совете. Говорил об обязанности генералов и офицеров — написать воспоминания об Отечественной войне.
Ночная прогулка по Берлину с Константином Симоновым.
Отдых…
Еду в Штраусберг, в штаб фронта. В пути беседую с немцами о завершении войны, о Гитлере, о новых путях немецкого народа.
Немцы говорят: «Мы хотим мира, хлеба, работы». Один из них (социал-демократ): «Дайте директивы, и мы вам поможем».
Завтра я улетаю. Наконец-то! Сборы в дорогу… Прощание с товарищами…
Последний день в Берлине. Трудно подытожить весь комплекс впечатлений.
В иностранных радиопередачах уже звучат «литавры победы».
Едем на аэродром… Должен лететь обратно в Москву «Дуглас-32». Он доставил сюда тонну крови для раненых.
Жду отправки самолета. Погрузил вещи… Гуляю по травке… Погода переменная; пока самолет не выпускают. Наблюдаю за работой на аэродроме.
Вылетели в 3 часа с минутами. Это мой первый большой перелет. Временами воздушные толчки. Смотрю в окно…
Россия! Как хорошо возвращаться! Волнуюсь до слез. Родные леса… Любимые пейзажи…
Через пять часов приземлились в Смоленске. Колесо завязло в воронке от бомбы на бетонированной посадочной дорожке. Почему ее до сих пор не отремонтировали?
Звоню по ВЧ в «Правду». Сообщаю о своем возвращении в Москву — днем 8 мая на таком-то самолете. Прошу сообщить С. К.
Ночую в самолете. Слушаю радио… Германия рассыпается!
Смоленск. Утро. Начальник аэродрома запрашивает Москву о месте посадки самолета. Дают посадку на правительственной дорожке!
В полете… В Москву!
8 часов утра. Подруливаем… Только не волноваться, не нервничать!
Сброшен трап. Ну, здравствуй, Москва моя дорогая!
Схожу… Коротко рапортую: «Из Берлина прибыл, все задания «Правды» выполнены…»
Объятия, расспросы… От редакции «Знамени» меня встречает Тарасенков.