— Поездка была хорошей, деловой… В Москве на улицах войну почти не чувствуешь, не то что у нас в Ленинграде… В Союзе писателей как-то пусто. И. Эренбург устал; мешки под глазами, много работает… Фадеев улетел в Краснодон… Салюты! — я их видела все. Это замечательно, — световой ансамбль. Я жила в гостинице «Москва» на девятом этаже, оттуда все — как на ладони.
«…Ленинград мы никогда не получим». (Ефрейтор Шредер, 170-я пехотная дивизия.)
«…Это крепость, которую нельзя взять. Здесь вперед не продвинешься. Если его не взяли в 1941 году, теперь уже не взять — город сильно укрепился… Мы сами ожидаем удара со стороны Ленинграда». (Лайбертс, 11-я пехотная дивизия.)
На Смоленщину вслед за потоком войск возвращаются со своими стадами пастухи и доярки. Это символ возвращения жизни, труда…
На рынках продолжается падение цен (!): кило хлеба — 80 рублей, картофель отборный — 80, мелкий — 50 рублей килограмм…
Поражение летом 1943 года произвело на немецкое офицерство более сильное впечатление, чем Сталинград. Тогда верили в реванш. Теперь, когда все рухнуло, говорят прямо, что надежд на благоприятный исход войны с Россией нет. «Люди гибнут напрасно».
Все больше скептических настроений: «Когда англо-американская авиация бомбит Германию, немцам (в тылу) говорят, что для союзников это проходит безнаказанно, потому что вся немецкая авиация — на Востоке. А здесь, на Восточном фронте, солдат убеждают в том, что у русских превосходство в воздухе, потому что вся наша авиация — на Западе».
Отношение к Гитлеру ухудшается. В немецкой армии появляются песни, высмеивающие его, много анекдотов и т. п. На стенах домов в Кельне появляются надписи: «Hitler, du toller Affe, wo ist deine geheime Waffe?»[138]
и другие.В офицерской среде рост самоубийств, пьянство…
К 9 вечера поехал в офицерский клуб на вечер отдыха офицеров Морской железнодорожной артиллерийской бригады. Выступил с сжатым обзором военно-политической обстановки. Встретил друзей: капитана 1 ранга Черокова с Ладоги и др. Ладожскую военную флотилию уже рассматривают как резерв, начинают ее «раздергивать»: нужны люди на Днепре, а завтра — на Дунае, на Западной Двине…
Наблюдал за офицерами, — некоторым из них определенно не хватает воспитания… Нам преподавали многое, но не научили простым вещам: как войти, как поздороваться, как сесть за стол, как держать вилку и нож, и т. п. и т. п.
Видимо, хорошие манеры — это дело «завтрашнего дня». Все это откладывалось до определенного времени — это время придет после победы! Мы сила, сила неимоверная — и простая и сложная!
«Нужны ли манеры, фраки, мундиры и т. д.?» — «Пожалуй, нужны… Ладно, и это освоим», — говорят офицеры с усмешкой…
…Во мне сталкиваются разные начала: давнее-давнее, с детства прививавшееся воспитание, и более позднее — от революции, от стихии. Сталкиваются и
Был Н. Воронов… Сказал, что напишет обо мне очерк для заграничной прессы и для «Огонька». Попросил данные моей биографии.
Днем прошелся к Новой Деревне. Золотистая осень… Мчатся грузовики, — смотришь, и уже нет прежнего ощущения сдавленности, блокадных тисков. Еще немного, и мы вырвемся на дороги к западу, к югу, к северу.
Вечером. Радиопередача с переправы на Днепре.
В 9.30. Закончена ликвидация всего немецкого плацдарма на Тамани!.. Салют! — 20 залпов из 224 орудий…
Прочел книгу «Героический Ленинград». Это только предварительная публицистическая суховатая проба. Разве этими статьями смогли мы передать пережитое, содеянное в Ленинграде?
В «Ленинградской правде» напечатан мой очерк о Петре I.
В районе Киева противник ввел в дело воздушную эскадру — до двух тысяч самолето-вылетов в день. Но и это им не помогает. Правобережный плацдарм Красной Армии расширяется — снаряды противника уже
Линию Днепра немцы именуют Линией родины. Приказ не отступать. Позади частей поставлены заградительные отряды СС. В Германии снова совещание OKW.
Налеты немецкой авиации на Лондон. Сброшено якобы тридцать тонн бомб.
В 8 вечера выступил по радио с речью «Комсомол и флот» (использовав свою статью)…