Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

Тихоокеанский фронт. Япония пока отказывается от требований Гитлера начать удар против СССР. Японская армия терпит неудачи в Китае: разгром 10-й японской дивизии. В Китае на старте еще несколько корпусов. Союзники нажимают на Японию с Алеутского фланга (Атту, Кыска) и с южного (Новая Гвинея, острова). Таким образом, на данном этапе осложнения с СССР для Японии нежелательны.

Обзор основных фронтов показывает, что обстановка благоприятствует Объединенным нациям. К этому надо добавить Атлантический морской театр, где у союзников — явный успех в борьбе с немецким подводным флотом… Если бы удар Красной Армии, — готовой к сражениям, — был поддержан мощным ударом союзников, Гитлер был бы разбит в кратчайший срок! Может ли Германия сопротивляться на двух фронтах? Вообще — да, но война на трех-четырех направлениях ей не под силу. Она может еще долго драться, но военный перевес демократической коалиции неоспорим. Поэтому-то Германия лихорадочно — дипломатическими средствами — ищет лазеек и выходов, вплоть до неоднократных предложений сепаратного мира то союзникам, то нам…

Англия и США до сих пор держатся позиции безоговорочной капитуляции фашистского блока.

(Вот тут я и задумываюсь: пойдут ли Англия и США до конца, хотят ли они полного разгрома фашизма? Видимо, этого-то они и боятся, и если будут продолжать борьбу, то не доводя дело до слома системы фашистской Германии и других стран «оси». Их бомбежки вместо второго фронта тоже полумеры.)

В Западной Европе фашисты изменили тактику: предлагают создание национальных правительств (включая Прибалтику?!), экономическое сотрудничество. Расовая же теория остается только для «внутреннего потребления».

Сильнейшие удары наносят Германии оккупированные ею европейские страны: это и национально-освободительное движение Франции (подготовка вооруженного восстания), и партизаны Югославии, Албании и Греции, координирующие свои военные действия с нами и с союзниками… Немцы стали задумываться, сомневаться, колебаться. Это фактор серьезнейший — враг ослаблен, подточен.

…В «Ленинградской правде» сегодня все-таки напечатан мой очерк «Рабочие Кронштадта» — незначительные сокращения и одна опечатка. Это еще ничего! В «Комсомольской правде» — заметка об общественной читке моей пьесы в Ленинграде…

30 июня 1943 года.

Из допросов пленных.

«…Я работал в Германии. У Круппа рабочие получали двести граммов хлеба, немного маргарина, эрзац-колбасу и три картофелины; работали по двенадцати часов в день, часто бастовали. Жили в бараках, под надзором. Было тяжело. Однажды вспыхнула драка с итальянскими рабочими. Дрались жестоко. В другой раз бросили полицейского в котел с супом и во время суматохи украли пятьдесят кило хлеба, потом были обыски, несколько человек выслали обратно в Испанию. Во время воздушных тревог полицейские стояли с автоматами у станков и не отпускали нас: «Аrbeiten!»[102] (Из допроса пленного испанца Рагоса, 250-я испанская дивизия.)

«…О России мы ничего не знали, в школах нам о ней не говорили. Нам сказали, что Россия сосредоточила свои войска летом 1941 года на германской границе, угрожая нам, и фюрер объявил войну. Мне все равно, как кончится война: победит Германия — надо работать; победите вы — надо работать. (Да, психология!) А сейчас надо выполнять свой солдатский долг…» (Даншевиц, пруссак, 23 года, батрак.)

«…Русские хорошо отзываются о своем правительстве и о Красной Армии. (Научились у нас по-испански и объясняют нам…) Я видел, что пленные ходят в тряпках и подбирают оброненный обозный навоз. Одна русская, когда зашел разговор о штурме Ленинграда, показала кукиш: «Ленинграда немцам не взять…» (Э. Б. Восес, Испанская дивизия.)

Суммировать весь этот материал трудно. Внутреннее состояние немецкой армии, конечно, ухудшается, но оно не бедственно. Немецкие солдаты еще держатся, даже раненые, даже в плену. Они инстинктивно чуют, что поражение будет для Германии национальной] катастрофой, — ведь так или иначе страна на длительный срок выйдет из ряда великих держав. Кроме того, боятся ответственности за все содеянное ими в СССР…

1 июля 1943 года.

С утра предотъездная горячка. С.К. торопит…

Звонит Крон. Прочел «У стен Ленинграда». Поздравляет: «Пьеса взяла, взволновала… Не успел и пометок сделать…» Позже прислал письмо: «Вещь большая, заражающая своим темпераментом, беспокойно-ищущей мыслью, мужественной интонацией, смелостью. Что это по жанру? Это трагическая оратория; разрешенный сценическими средствами монолог, где все персонажи — различные модификации автора, Вишневского. Это ваш разговор с самим собой вслух, столь же для себя, сколь и для народа. Князь великолепен. Сибирцев очень хорош, но слишком ощущается интеллигентом, пожалуй, даже дворянином, пусть коммунистом. Ряд великолепных сцен: немцы, разоблачение предателей и пр. За сценическую судьбу пьесы боюсь…»