Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой

Почему же упорствовала наша четверка? Для этого были серьезные основания.

Еще в самом начале 1967 года на собрании организации я внес предложение. Суть его заключалась в следующем. Мы составляем аргументированное и эмоциональное письмо по двум аспектам:

1) о принудительной ассимиляции еврейского меньшинства в СССР и ликвидации де-факто еврейской культуры;

2) о нарушении СССР Декларации прав человека 1948 года, дающее нам право свободного выезда в Израиль.

Это письмо мы переправляем за границу и публикуем. Но не анонимно, а каждый из нас открыто подписывает письмо и проставляет свой настоящий адрес и место работы. Одновременно мы направляем такое же письмо по его настоящему адресу – в Кремль.

Меня эта идея осенила однажды во время прогулки возле Русского Музея. Она показалась мне неожиданной и удачной. Я поделился ею с Соломоном, Гришей и Рудиком Брудом, короче, со всей нашей четверкой. Они сразу же поддержали меня. Тогда я выступил с этой идеей на собрании всей восьмерки. Я считал, что открытое обращение с поднятым забралом привлечет внимание мировой общественности, ибо это будет не просто голос молчащего еврейства СССР, а голос еврейской молодежи с комсомольскими билетами в карманах.

Мы поднимем сразу оба вопроса, ради разрешения которых несколько месяцев назад была создана наша организация. Именно новизна нашего метода свяжет советскую верхушку по рукам и ногам и даст нам большой шанс не только вытащить на международную арену еврейский вопрос, но и самим быть высланными из СССР. Второе соображение состояло в том, что именно указание наших фамилий и адресов защитит нас от репрессий и станет для нас как бы заслонкой.

Мне поручили составить текст письма. Гриша Вертлиб, горячий сторонник этой идеи, составлял второй вариант. Через неделю я прочел ребятам свой текст. Он занял целую ученическую тетрадь: начавши писать, я уже не мог остановиться. В конце письма содержалось требование соблюдать Декларацию Прав человека и разрешить всем советским евреям, желающим этого, выехать в Израиль. Письмо было составлено осторожно и касалось только еврейского аспекта жизни в СССР.

Когда в начале письма шел дифирамбный абзац перевороту в октябре 1917 года, который я совершенно искренне назвал Великой Октябрьской Социалистической Революцией, освободившей еврейский народ от черты оседлости и пятипроцентной нормы при поступлении в высшие учебные заведения, кое-кто покривился: кое-кто раньше меня избавился от догм. В общем же, мое письмо было принято за основу. По поручению ребят Гриша Вертлиб вставил в него несколько мыслей из своего письма, и оно было готово начать путь на Запад. Оно было готово за несколько лет до того, как письмо восемнадцати грузинских евреев, переданное израильским правительством в ООН, разорвало круг молчания вокруг евреев СССР. Задолго до того, как Яша Казаков, действуя таким же путем, добился высылки из Москвы, и не на Дальний Восток, а на Ближний. Это письмо было готово задолго до того, как написание открытых писем стало привычным и перестало кого-либо щекотать. В самой нашей организации с мая 1970 года была создана группа «Алия» по подготовке и написанию открытых писем за границу по вопросам выезда в Израиль. Во главе ее встал Лассаль Каминский, вошедший в комитет в мае 1970 года вместо Соломона Дрейзнера. Но это был уже не тот коленкор. Теперь целая группа «Алия» уже не могла бы добиться того эффекта, которого могло добиться, с моей точки зрения, то самое письмо весной 1967 года.

Но письмо не ушло. Наша организация не была воинской частью. У нас никогда не было единоначалия. Была демократия со всеми ее плюсами и минусами. Одним казалось сомнительным то, что представлялось очевидным другим. Вторая четверка предложила использовать письмо только как заслонку. Это значило – только тогда, когда нависнет опасность ареста за нашу основную деятельность, мы опубликуем письмо за своими подписями и этим, возможно, пресечем аресты. Таким образом, письмо из средства активной борьбы против ассимиляции и за выезд превращалось в средство личной защиты.

Наша четверка не могла согласиться с этим и было решено запросить Израиль. Это было весной 1967 года и это был первый раз, когда мы запрашивали Израиль. Первый, но не последний. Второй раз это будет в апреле 1970 года, за полтора месяца до разгрома. И тогда мы получим ответ. А в первый раз – нет.

Итак, решили запросить Израиль. Но решить легко, а как сделать? Сколько раз мы пытались связаться с какой-нибудь организацией в Израиле, которая интересуется советскими евреями! Туристы приходили и уходили. И в ответ – ни звука.

Однажды удалось поговорить с членом израильской делегации, сопровождавшей министра труда Игала Алона. На лацкане его пиджака значилось «Эфрат», и был он из кибуца Эйн Хашофет. Но и господин Эфрат канул как в воду. Связи не было.