Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой

Их взяли в три часа ночи, за пять часов до того, как основная группа, группа захвата, сосредоточилась в аэропорту «Смольное» под Ленинградом. За пять часов до того, как репродукторы аэропорта объявили спокойно, как обычно, о посадке пассажиров на рейс № 179 Ленинград-Приозерск-Сортавала и ребята, закинув за спины рюкзаки, двинулись к самолету.

Но им не суждено было дойти до самолета с бортовым номером 85534. Дирижерская палочка уже была занесена для решающего взмаха. Автоматчики оперполка КГБ на территории аэропорта с выдрессированными собаками и специальная группа, сидящая в засаде внутри самолета, напряглись в ожидании. «Враг вооружен» – предупредили их на инструктаже. Палочка опустилась, когда до самолета оставалось несколько метров.

И, конечно, ребята, делая свои последние шаги, не знали, что даже второй пилот на утренний рейс № 179 не был назначен. Не знали они, что еще накануне, четырнадцатого июня, было возбуждено уголовное дело № 15 против них и ленинградской организации, что в городе уже идут аресты, что обыск на моей квартире в Ленинграде уже заканчивался, и Еве так и не дали уйти на работу. Не знали они и того, что Москва все время висела на проводе, и начальник управления КГБ при Совете Министров СССР по Ленинградской области, генерал-лейтенант Носырев, каждый час докладывал наверх о ходе операции.

Там, на зеленом поле маленького аэропорта «Смольное», столкнулись две операции. Операция «Свадьба» сионистского подполья СССР, основы которой были разработаны в Ленинграде и идея которой после многочисленных коллизий была осуществлена группой рижских ребят вместе с ленинградцем Марком Дымшицем. И контроперация всесильного Комитета государственной безопасности, «государства в государстве» еще со времен ВЧК[9]. Группа молодых евреев, главным оружием которых был не самодельный пистолетик Марка Дымшица, а вера и надежда, умноженные на отчаяние и решимость, встретилась здесь со всей системой подавления инакомыслящих в полицейском государстве. С системой безжалостного подавления, для которой практически нет ограничителя, ни финансового, ни административного. В самые тяжелые времена, когда люди умирали от голода и ютились в подвалах, золотая струя из госбюджета без перебоев лилась в сейфы КГБ. Любимое детище не нуждалось ни в чем, ибо в Кремле давно уже пришли к ясному пониманию, что узкая опора в лице КГБ с его всевидящими глазами и всеслышащими ушами гораздо надежнее широкой социальной опоры на сонный пролетариат. Надо только снять с КГБ всякую узду: читай любые письма, подслушивай любые разговоры, вламывайся тайно в любые квартиры, арестовывай и сажай любого, кто стоит тебе поперек горла, а не хочешь – отправляй его в пожизненную психушку. Все ты можешь, КГБ. Одного ты не можешь – поднять руку на свою мать, партию. И чтобы эта шальная идея не пришла в твою голову, всесильный КГБ, мамаша слегка стреножила тебя: она создала аппарат прокуроров по надзору за органами КГБ. Аппарат, который должен неусыпно наблюдать, чтоб секира всегда была острой и рубала только в одном направлении.

Два плана столкнулись на маленьком аэродроме севернее Ленинграда, два замысла. План прорвать блокаду и вывести советских евреев из империи северного фараона и контрплан: используя тот факт, что мир озабочен процветающим воздушным пиратством, представить сионистов СССР как «банду уголовников на службе у Израиля и занозу в теле социалистического содружества народов», разгромить сионистское подполье, схватить стальными клещами страха пробуждающихся евреев СССР и диссидентское движение вообще. С момента, когда органам КГБ стало известно о готовящейся «Свадьбе», все старания КГБ были направлены на то, чтобы не дать ей захлебнуться и довести ее до логического завершения. С точки зрения тех, кто планировал контроперацию, акция давала КГБ идеальный повод для погрома при сконфуженном молчании растерянного Запада.