Ленинград, Тифлис…

Антони сделал стойку на мебель. Вытащил из кармана маленькую лупу, стал внимательно изучать инкрустацию. Повернулся к Пенелопе, что-то быстро сказал. Макс перевел.

— У тебя прекрасная мебель. Антони просит разрешения ее сфотографировать.

Антони извлек из сумки несколько аппаратов и защелкал.

Тут дверь отворилась и вошла Машка. К приезду гостей она прифрантилась, сделала прическу. Макс ее всю зацеловал.

— Машка! Какая красавица!.

Пенелопа достала из сумки большой пакет.

— Вот тебе немного здесь. Остальное — в гостинице.

Машка покраснела.

— Ей богу, не стоило. Проходите в столовую…

В столовой на большом столе красного дерева был собран небольшой завтрак: водка в хрустальном графине, икра в серебряной баночке, лососина на фарфоровых кузнецовских тарелочках.

«Сейчас принесу блины», — сказала Машка.

При слове «блины» Макс застонал, а Антони защелкал аппаратом.

Английские родственники гостили две недели, и эти две недели пролетели, как один день. Почти каждый вечер они были в театре, в Кировском или в Малом. Днем ходили по музеям, ездили в загородные дворцы. Везде Антони прилежно щелкал аппаратом, а Пенелопа, надев очки в золотой оправе, что-то быстро писала в маленькой книжечке.

В промежутках Макс рассказывал свою историю. Как он закончил университет в Гейдельберге и оказался без работы. После войны в Германии наступила глубокая рецессия. Кто-то посоветовал податься в Англию. В Англии поначалу было несладко. Жил в Лондоне, в маленькой квартирке в еврейском районе Голдерс Грин. А потом дела пошли лучше. Удалось устроиться в Империал Кемикал Трест. Там он быстро пошел в гору, стал менеджером крупного отдела. В 36-м его послали на год в Штаты. Там удалось заключить очень выгодный контракт. Обратно он возвращался на пароходе, только что построенном «Юнайтед Стейтс». За его столиком в ресторане оказалась красивая молодая американка — Пенни. Они разговорились. Она была журналисткой, ехала стажироваться в «Дейли мейл». Она была замужем. Муж ее — крупный финансист. Как-то после ужина Пенни постучалась в каюту Макса. В руке у нее была бутылка шампанского. «Мне очень захотелось выпить с вами, Макс».

Все остальное путешествие они редко выходили из его каюты.

А в Лондоне она переехала в его квартиру, у Макса к этому времени была большая квартира в Кенсингтоне.

Бракоразводный процесс продолжался несколько лет, о нем писали все газеты. Пенни (ее теперь называли не иначе как Пенелопа) удалось отсудить от бывшего супруга несколько миллионов. На эти деньги она купила маленький журнальчик «Тудей», едва сводивший концы с концами. За эти годы журнал стал едва ли не самым популярным изданием по обе стороны Атлантики, с тиражом в несколько миллионов. Антони, фотограф и художник, был главным помощником Пенелопы.

Когда они поженились в небольшой церквушке в Сохо, Макс взял ее фамилию — Бичем. Вскоре он основал собственную компанию — Бичем Лимитед. Он начал с химических красителей, а сейчас осваивает производство чувствительных фотопленок. У них большая квартира с видом на Гайд-парк и имение в графстве Саррей. «Ты все это увидишь, Мишка!»

Оформление визы затянулось. А тем временем Машка вышла замуж за пианиста Олега Кузнецова. Машка познакомилась с ним в гостях, у университетской подруги и влюбилась безумно. Олег Кузнецов, голубоглазый блондин, был аспирантом консерватории. Его отец был главным инженером крупного завода, членом «партхозактива». Ему довольно быстро удалось выбить для молодых двухкомнатную квартиру в Автово.

Вскоре Олег закончил аспирантуру. Его взяли в консерваторию доцентом. Он несколько раз подавал на международные конкурсы, но каждый раз его отсеивали.

Как-то раз молодые обедали у Михаила. Олег перебрал водочки и его понесло.

— Куда ж мне с моей фамилией на международный конкурс! Там уж все господа евреи давно между собой поделили!

— Ну, так уж и евреи… — мягко не согласился Михаил.

— Ну не они одни, — шумел Олег, — куда ни ткни — Додик Ойстрах, Зара Долуханова, Слава Ростропович — одни инородцы!

— Ну знаете ли! — завелся было Михаил, но увидел умоляющие глаза Машки и осекся.

Михаил прилетел в Англию летом 60-го. Его довольно долго продержали на паспортном контроле. Офицер иммиграционной службы внимательно изучал его паспорт, сверялся с записями в толстой книге. Что-то спросил по-английски. Михаил не понял, спросил, не понимает ли офицер по-немецки. С горем пополам договорились. Михаил улыбнулся и сказал, что немецкий — это язык их общего врага.

— Вы были на войне? — поинтересовался офицер.

— Да. Под Ленинградом.

— Ленинград… — с уважением повторил офицер, возвращая паспорт.

В зале ожидания его ждал Макс.

— Проголодался? Потерпи немножко. Сейчас будем обедать.

Лондонская квартира Макса чем-то напоминала их дом, таким, как он был много лет назад, до революции. Мраморная лестница с ковром, тяжелые дубовые двери с начищенными медными ручками. Обедали долго, с аперитивом, отменным вином к каждому блюду. После обеда прошли в кабинет, там Макс вытащил пузатую бутылку портвейна и раскрыл ящик с сигарами.

— Как у отца, — сказал Михаил.