Ленинград, Тифлис…

Макс пожал плечами и улыбнулся.

На следующий день поехали в загородное имение, в Саррей. Там был огромный дом с флигелями.

— Сколько комнат? — спросил Михаил.

Никогда не считал, — признался Макс.

Макс показал Михаилу конюшни и парники, где росли диковинные овощи.

— Вот уйду на пенсию, продам к черту дом в Лондоне, уеду сюда, стану фермером, — сказал Макс.

— А как Пенелопа?

— Пенелопа не может без Лондона, — вздохнул Макс.

Всю первую неделю Макс водил Михаила по лондонским музеям. Потом они стали ездить по югу Англии. Побывали в Оксфорде, Кембридже, Стратфорде.

Однажды Макс сказал:

— Мишка, на той неделе у нас в имении большой прием. Тебя нужно приодеть.

В магазине на Оксфорд-стрит Михаилу купили смокинг, дюжину рубашек, галстук-бабочку.

Прием, точнее гарден-парти, проходил на лужайке перед домом. Лакеи в смокингах расставили столы на неестественно зеленой траве. Гости стали съезжаться к полудню. Макс и Пенелопа стояли у ворот, чинно приветствовали приезжавших. Михаил держался подальше и старался не высовываться. Время от времени Макс его выхватывал и подводил к знаменитостям. Вскоре Михаил безнадежно запутался в созвездии министров, журналистов, футболистов и актеров.

Михаил заметил движение в центре лужайки. За столиком сидел Антони Рис-Вильямс и женщина в черных очках. Она курила сигарету, вставленную в длинный мундштук. Чуть поодаль сидели двое молодых людей с сонным выражением лиц, свойственным агентам спецслужб во всех странах мира.

Макс подтолкнул Михаила к столику.

— Ваше высочество, мой брат.

Женщина в черных очках протянула руку в перчатке.

— Очень приятно. Меня зовут Каролайн.

— Принцесса Каролайн, — тихо сказал Макс.

— Моя невеста, — с улыбкой добавил Антони.

Макс с бокалом вина в руке тихо перетекал от одной компании к другой. Когда вино в бокале кончалось, сразу же откуда-то возникал лакей с бутылкой. Часам к трем ряды гостей стали редеть. От ворот отъезжали «роллс-ройсы» и «бентли».

Михаил стоял недалеко от Макса и Пенелопы, приветливо улыбался, пожимал руки. Вдруг он почувствовал, что его кто-то слегка обнял за плечо. Он повернулся и увидел незнакомого человека в изящном смокинге, с модной широкой «киской».

— Познакомимся, сказал человек по-русски, протягивая руку. — Я — Евгений Гришин, военно-морской атташе.

— Давайте выпьем.

Они подошли к бару, Гришин взял бутылку водки и налил по полному стакану. Они чокнулись.

— Со знакомством!

Гришин поставил стакан, вытер рот платочком и сказал, не поворачивая головы.

— Вам большой привет от Николай Николаича.

Михаил стоял молча, ждал, что будет дальше.

Гришин опять потрепал Михаила по плечу.

— Ну, я поехал. Я вам позвоню.

Гришин позвонил через неделю.

— Я жду вас завтра к семи. Запишите адрес…

— Я не уверен, что я найду.

— Попросите Макса вызвать вам такси.

Макс новое знакомство Михаила явно не одобрял.

— Смотри, осторожно. У Гришина сильно пьют.

Михаил расхохотался.

— Не беспокойся, Максик. У меня стаж с Первой мировой…

Гришин жил в большой квартире на Сохо. Михаил уже немного разбирался в ценах; он сразу понял, что такая квартира стоит состояние. Когда Михаил вошел, веселье было в полном разгаре. В просторной гостиной было, пять или шесть причудливо одетых мужчин и женщин. Все пили водку со льдом из больших бутылок, курили русский «беломор». Всем явно заправлял молодой человек с порочным лицом, его звали Джон. Михаил вспомнил, что он его видел на приеме. Это был Джон Бермудо, государственный секретарь по обороне.

Дверь открылась и в комнату вошла яркая блондинка с большим бюстом. Гришин подвел ее к Михаилу.

— Украшение нашего вечера. Лоррейн Килдин, звезда мюзик-холла.

Что было дальше, в сознании Михаила укладывалось плохо. Заиграла громкая музыка, свет потух, а откуда-то с потолка пошли электронные вспышки, они высвечивали фигуры людей, корчившихся в странном танце. Джон и Лоррейн двигались в центре и с каждой вспышкой на них оставалось все меньше одежды. Когда они были уже совершенно голые, кто-то протянул Джону длинный предмет. Раздался резкий свист, и Михаил понял, что этот предмет — хлыст, который рассекает голое тело Лоррейн. Михаил почувствовал тошноту и стал пробираться к выходу.

У двери стоял Гришин.

— Завтра я тебе позвоню. Ты кое-что заберешь у этого говнюка…

Однако Гришин ему не позвонил, ни завтра, ни послезавтра. А на третий день разразилась катастрофа.

Он проснулся, как всегда, около восьми, побрился и спустился в столовую. Обычно, там уже сидели Макс и Пенелопа, он — в муаровом халате, она — в пеньюаре, пили утренний кофе с тостами, просматривали газеты. А в то утро комната была пуста. На столе лежала записка: «Срочно уезжаем. Еда на кухне и в холодильнике».