Вскоре первые пять ученых были объединены НКВД в «контрреволюционную фашистскую организацию», которая, как утверждалось в обвинительном заключении от 1 января 1942 г., «была создана резидентом германской разведки, переброшенным в Россию еще в конце первой империалистической войны, членом-корреспонден-том Академии наук СССР Игнатовским В. С., проводившим свыше 20 лет по заданию германских разведывательных органов шпионско-вредительскую деятельность в военно-оптической промышленности Советского Союза…»[687]
. 13 января 1942 г. Военный трибуналЛенинградского фронта на закрытом заседании в течение нескольких часов рассмотрел дело группы В. С. Игнатовского, приговорив шестерых ее членов к расстрелу. Приговор был сразу же утвержден Военным Советом Ленинградского фронта[688]
.28 января 1942 г. начальник 3-го управления НКВД СССР старший майор Госбезопасности Горлинский запросил начальника Управления НКВД СССР, по Ленинграду и области П. Н. Кубаткина передать по «ВЧ» «для сообщения в ГКО» сведения о том, сколько всего арестовано органами НКВД за последний месяц «за контрреволюционные преступления»[689]
. Из Москвы также интересовались, «когда ликвидирована организация профессора И., сколько человек арестовано и их социальное происхождение»[690]. 30 января 1942 г. первые шесть участников «фашистской организации» В. С. Игнатовского были расстреляны. Однако сотрудники ленинградского отдела по борьбе с контрреволюцией не остановились на этом и продолжили раскручивать перспективное для их карьеры «дело», вовлекая в него все новых «фигурантов». Неблаговидную роль в расширении «фашистской организации» В. С. Игнатовского до «Комитета общественного спасения», в который, по замыслу НКВД, должны были войти представители 20 ленинградских вузов, сыграл один из крупнейших специалистов в области гидродинамики, профессор К. И. Страхович, приговоренный также к высшей мере наказания – расстрелу[691]. Обещая К. И. Страховичу приостановить приведение приговора в исполнение, руководство УНКВД ЛО предложило ему дать дополнительные сведения о контрреволюционных фашистских группах ленинградских вузов. Как признался впоследствии К. И. Страхович, по требованию сотрудников НКВД он «подписал заведомо ложные показания, оговорив ни в чем не виновных ученых, назвав около 20 фамилий»[692]. Учитывая заслуги К. И. Страховича, в том числе и оборонные изобретения, руководство УНКВД ЛО предложило заменить ВМН заключением в концлагерь, с чем согласился А. А. Жданов. В результате Военная коллегия Верховного Суда СССР заменила К. И. Страховичу расстрел 10 годами исправительно-трудовых лагерей. Новые «показания» К. И. Страховича стали поводом для необоснованного обвинения в принадлежности к мифическому «Комитету общественного спасения» еще одной группы видных ученых, в которую вошли члены-корреспонденты H. С. Кошляков и Н. В. Розе, профессора Б. И. Извеков, А. И. Журавский, В. А. Тимофеев, Г. Т. Третьяк и др.[693] Всего по делу «Комитета общественного спасения» было привлечено 32 ученых, и все они были приговорены Военным трибуналом к высшей мере наказания[694].В «ходе следствия» по «делу Комитета общественного спасения» сотрудники отдела по борьбе с контрреволюцией добыли компрометирующие сведения еще на 126 ученых! «Складывается впечатление, – пишет в связи с этим профессор В. А. Кутузов, – что часть работников КРО пыталась путем фабрикации дел оправдать свое существование и тем самым избежать фронта»[695]
. И с этим нельзя не согласиться.В то время, как ретивые сотрудники отдела по борьбе с контрреволюцией «искореняли» выдуманные ими же антисоветские организации ученых в ленинградских вузах, в ряде из них (Университете, Политехническом, Химико-Технологическом, Горном, Электротехническом институтах, Институте инженеров железнодорожного транспорта и др.) проходили не только текущие экзаменационные сессии, но и государственные экзамены и защиты дипломных проектов. Несмотря на строгие требования, предъявлявшиеся к студентам, результаты прошедших в январские дни 1942 г. экзаменов были весьма высокими[696]
. 11 января 1942 г. в кабинете директора Ленинградской консерватории состоялся отчетный концерт кафедры камерного пения. При освещении фонаря «Летучая мышь» исполнялись русские романсы. Особенно трудно было аккомпаниатору: ужасно мерзли пальцы[697].