Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

Помимо привилегированной категории, чье относительно продовольственное благополучие определялось властью, была еще значительная группа лиц, получавшая дополнительные источники питания в результате своей преступной деятельности в сфере торговли, обслуживания, снабжения и хранения продуктов питания. Это работники продовольственных баз, столовых, хлебозаводов, больниц, госпиталей, магазинов и булочных. Хотя правоохранительные органы систематически боролись с расхитителями продовольствия, проводя регулярно облавы и аресты спекулянтов на рынках, усиливая контроль за продовольственными магазинами, базами и столовыми, искоренить это зло так и не удалось. В беседе с секретарем Ленинградского городского комитета комсомола В. Н. Ивановым А. А. Жданов признал недостаточную эффективность борьбы с расхитителями продуктов питания: «… Надо, чтобы комсомольский зоркий глаз следил за всем, что делается в торговой сети. Главное – это массовость в работе контрольных постов. Пусть все население участвует в их работе»[660]. Судя по спецсообщениям УНКВД в январе 1942 г. этого достигнуть не удалось[661], хотя комсомольская организация и откликнулась на призыв Жданова, создав 375 контрольных постов в местах хранения продовольствия[662]. Но их было явно мало по сравнению с масштабами хищений продуктов питания, появлявшихся затем на «черном рынке» и изымаемых у расхитителей и спекулянтов.

В январе 1942 г. «черный рынок» стал важным источником добывания ленинградцами дополнительных продуктов питания. Двойственный характер блокадного рынка состоял в том, что в нем участвовали, можно сказать, две враждебные друг другу стороны: голодные жители, жаждавшие выменять или купить что-либо съестное, и продавцы продуктов, обогащавшиеся на горе блокадников. Это было действительно криминальное перераспределение продовольственных ресурсов города, в котором одна сторона жизненно нуждалась, а другая – реализовывала свою страсть к обогащению, преступным путем, обворовывая голодающее население осажденного Ленинграда[663].

«Ходил на Кузнечный рынок, – записал 4 января 1942 г. учитель А. И. Винокуров. – Народу на рынке много, не менее 2-х тысяч человек, а товару – на несколько десятков дореволюционных золотых рублей. Процветает, если можно так выразиться, меновая торговля. Меняют предметы первой необходимости – свечи, керосин, дрова, табак, спички, одежду, обувь и разные хозяйственные вещи на сельскохозяйственные продукты. Большой спрос на дуранду (жмыхи), самовары и печи-буржуйки. Деньги в большой мере потеряли свойство универсального товара вследствие боязни торгующих оказаться “спекулянтами”. Дело в том, что меновая торговля не преследуется, а продажа по высоким ценам влечет большие неприятности. Был свидетелем, когда продающие за деньги задерживались агентами милиции, переодетыми в штатское»[664]. Наряду с крупными ленинградскими рынками, вокруг которых шла меновая торговля, в городе стихийно возникли многочисленные «толкучки» и «барахолки», которые не могли быть жестко контролируемы и потому притягивали как продавцов товара, так и покупателей. В первой половине января 1942 г., когда большинству работающих еще не была выплачена зарплата за декабрь 1942 г., на «черном рынке» можно было купить немного хлеба и за деньги: 200 г хлеба 230 руб.,[665] в то время как государственная цена 1 кг хлеба в январе 1942 г. составляла 1 руб. 90 коп. Покупательная способность населения в это время была крайне низкой из-за того, что значительная часть ленинградцев вообще не получала никаких денег. В привилегированном положении находились руководители предприятий и учреждений, директора институтов и вузов, заведующие лабораторий, выполнявших оборонные заказы, а также квалифицированные рабочие оборонных предприятий. Зарплата этих категорий колебалась в пределах от 800 до 1200 руб.[666] Владельцы похищенного продовольствия, как правило, не рисковали продавать свой товар на рынке, а наметанным глазом выискивали нужных им покупателей и совершали свои сделки за пределами рынка, либо на дому. Иногда этим пользовались бандиты, которые под предлогом продажи тех или иных продуктов питания завлекали покупателей к себе, грабили их и убивали. Пишу об этом, основываясь не только на документально зафиксированных случаях, но и на печальном опыте моей мамы, чудом спасенной незнакомым человеком.

О характере меновой торговли можно судить по расклеенным повсюду объявлениям, предлагавшим в обмен на продовольствие мебель, одежду, обувь, ювелирные изделия, хозяйственные товары и др. «Некоторые объявления всех привели бы в изумление, если бы появились несколько месяцев тому назад, – отметил 10 января 1942 г. в своем дневнике А. И. Винокуров. – Наиболее интересные мною записаны:

– Меняю на хлеб пол-литра крепкого портвейна;

– Меняю хлебную иждивенческую карточку на дуранду;

– Куплю дрова. Могу рассчитаться изготовлением искусственных зубов;

– Меняю на дрова тес, годный для гроба;

– Меняю книги на дрова»[667].