Ленинградский коверкот

«Какие они все гонористо-несмышленые, эти молодые специалисты», — уязвленно и в то же время с какой-то сладостной болью непонимания спускался Борис Клавдиевич к себе в каюту выпить кофе перед вахтой.

С рассветом, который наступал запоздало из-за появившейся мороси и редких пока еще полос тумана, океан заперекатывался уже крупной зыбью, а настойчиво тяжелеющий ветер задул нарастающе ровно, без порывов, сдергивая с волнистых верхушек пенные лохмотья. Наблюдатели надели плащи с капюшонами и поминутно протирали бинокли. С марсовой бочки на мачте не доносилось ни звука. Стало ясно, что кашалоты, конечно же, почуяли непогоду и давным-давно ушли. К капитанскому часу — в восемь утра — ветер завернул еще сильнее и переходил в штормовой. Посовещавшись, решили удирать. Долго спорили при выборе курса: ветер все еще менял направление.

Отдохнуть к себе в каюту Сашка Броцман зашел лишь после запоздалого завтрака и, приятно расслабившись, повернул к зеркалу одурело-бессонное лицо. Настроение у него испортилось пять часов назад, когда на вахту заступил старпом, с усердием принявшийся безостановочно гонять локатор. Видимость была еще средняя, кругом чистый океан, до соседних китобойцев по десять миль с одного борта и с другого, но этот перестраховщик так за все четыре часа его и не выключил ни разу — циклон идет! Бегал беспрестанно с верхнего мостика в рубку наблюдать соседей, все ему чудилось что-то по курсу.

Локатор был старый, отслуживший свое, из тех, что моряки со стажем называют привычно «радар». Особенно Сашка боялся за мотор на антенне. В тихую погоду было слышно, как он натужно скрежещет. И сердце обливалось кровью за обглоданные подшипники. Но Клавдича Сашка изучил уже достаточно и знал, что если выключит радар, то Клавдич тут же включит, и снова включит, и десять раз, и пятнадцать… Пусть уж в одном режиме лучше трудится старичок. Только бы хватило — тьфу-тьфу-тьфу — до конца рейса… И он всю старпомовскую вахту просидел в радиорубке, вслушиваясь в ровный шум работающей аппаратуры, словно своим присутствием предупреждая возможную поломку.

Неспешно умываясь и чуть кренясь из стороны в сторону от все усиливающейся качки, Сашка прикинул, что штормовать придется суток двое, боцман за два дня перебесится, и работа не пострадает. И с легким сердцем лег поспать до обеда, предварительно проверив, наглухо ли задраены иллюминаторы…

А Борис Клавдиевич уходить в каюту не спешил. После завтрака он вновь поднялся в штурманскую рубку и бодро продолжил разговор с капитаном о выбранном курсе. Борис Клавдиевич вспоминал похожие циклоны, соответствующие времена года, широты, места из своей обширной морской практики. Капитан Васильев, бывший значительно моложе старпома, вежливо слушал, кое-где поддакивал, но тем не менее давал понять старпому, что ему хочется побыть одному. Борис Клавдиевич это знал, он привык к тому, что в последние полдесятка лет у него с капитанами были однообразно похожие отношения: они все были моложе. Да и с другими членами команды тоже. Он заметил, что живет привычками, выработанными годами. Так, обсуждать распоряжения начальства он любил и в молодости. Он сидел на диване, прикидывая, как бы прободрствовать до обеда, а потом уж лечь спать, говорил, что нужно было пойти навстречу циклону, а не бежать от него, но тут Васильев подошел к переговорной трубе и крикнул третьего помощника с мостика.

Привычно обиженный, Борис Клавдиевич смотрел, как штурман скинул мокрый дождевик и присоединился к капитану, навалившемуся грудью на стол с картой. Тот стал коротко, вполголоса что-то пояснять третьему… «Понял… понял», — закивал головой штурман, затем набросил дождевик и застучал сапогами по трапу.

— А боцман всю ночь на гармошке играл, — сменил тему разговора Борис Клавдиевич.

— Да, да… Слышал, — озабоченно ответил Васильев и включил локатор на прогрев. — Шли бы вы отдыхать, Борис Клавдиевич, — добавил он.

К обеду столы застелили мокрыми скатертями, но все равно тарелки приходилось держать в руках. Лица у всех были в поту: внутри судна зависла недвижная липкая духота, как ртуть, заполнившая пустоту. В столовой и кают-компании было людно: наблюдателей с мостика уже давно сняли. Флотилия развернулась носом на все еще меняющийся ветер, готовясь штормовать. Снаружи беспорядочная круговерть смешивала черные тучи с пенно посверкивающими валами. Задраенные иллюминаторы осоловело тускнели, сочась пока тихими струйками. Как сквозь вату прослушивалось вялое музыкальное попискивание, заглушаемое взвыванием дизелей, когда большая волна, подняв корму, оголяла винт. Обедали молча.