Ленинградский коверкот

Борис Клавдиевич никак не мог заснуть. И в каюте ничего не гремело, не перекатывалось, не звякало… Все было закреплено. Лишь привычно захлебывался вентилятор при сильных ударах волны, но тут же убыстренно спохватывался и вновь шелестел со стуком. Борис Клавдиевич приставил к переборке вторую подушку, прижался к ней теменем, как всегда это делал в сильную качку, а ноги по диагонали упер в бортовину кровати, руки сложил на сытом животе, но сон к нему не шел. В шторм Борис Клавдиевич делил людей на три категории: одни травят, других тянет в сон, а третьи любят покушать. Пообедал он сейчас с аппетитом, но в голову все равно лезли всякие мысли. Ему чудились звуки гармошки, казалось, боцман ходит по коридору. Вдруг зашипел динамик: это радист включил передачу «Тихий океан». Слышимость из-за циклона была плохой, и Борис Клавдиевич соскочил с кровати и щелкнул регулятором. Откровенно говоря, он и не любил эту передачу. Поздравления и пожелания, приветы там всякие ему было не от кого принимать. Заодно закрыв и дверь на ключ, он снова улегся. Слава богу, что так и не женился. От него уходить некому. В полудреме он стал припоминать женщин, с которыми встречался в молодости и с кем можно было бы связать судьбу. Но получалось так, что либо они были старше намного, как та банщица в училище, подкармливавшая и обстирывавшая его и от которой он удрал наутро после выпускного, либо уже с ребенком, как медсестра Вера, два года надеявшаяся на что-то. Были еще случайные женщины из ресторанов, но те сразу же обращали внимание на его скупую практичность и с легкостью расставались с ним. К чему-то вспомнил школьный случай, когда один десятиклассник из-за любви бросился под поезд. Кажется, он полюбил учительницу. Но это было так давно. Тогда и обучение было раздельным… Уже засыпая, он подумал о соседке по лестничной площадке: вернулся к ней муж или нет?

Полдничали при электрическом свете. Китобоец ритмично сотрясался, зарываясь носом в очередной вал. От духоты казалось, что судно движется в нескончаемо-рычащей темной утробе.

Васильев, полустоя-полусидя, наспех выпил кружку чая и вышел из кают-компании. Проходя мимо столовой, услышал музыку боцмана, теперь сопровождаемую еще и тяжкой песней. Наполовину поднялся по трапу, намереваясь идти в ходовую рубку, постоял подумал — и вернулся в столовую.

— Пойдем! — Он мягко высвободил гармонь из боцманских объятий и сунул ее буфетчику. Показал глазами: «Спрячь!»

Боцман сидел в капитанской каюте на диване и так же безучастно смотрел в одну точку, мурлыкая какую-то тягомотину себе под нос. Он даже не старался противиться качке, и его болтало, как ваньку-встаньку.

— Боцман Быков, чтобы я больше твоего нытья не слышал… Ты же мужик! — И, встряхнув его за плечи, выпроводил из каюты.

Потом Васильев вспомнил, что из-за неурочного капчаса не делал сегодня зарядку. Взял в шкафу гантели, расставил пошире ноги, но на одном месте невозможно было устоять. Тогда он сел на кровать и, сообразно болтанке, стал выполнять плечевые упражнения.

Жена у Васильева находилась на курорте в Алупке. У них не было детей, и последние годы она моталась по лечебницам и докторам. Размахивая гантелями, он как-то отстраненно подумал, что боцманское состояние он никогда не испытает. Наоборот, жена постоянно в страхе, что он уйдет к другой.

Ночью Сашка Броцман колдовал над гирокомпасом в навигационной шахте: от жары поднялась температура жидкости, и сработала сигнализация, когда в люк просунул свою пего-лохматую голову Гиляз.

— Сашка… — почему-то шепотом окликнул он. — Отправишь седни, а?.. — Выпученными от наклона глазами он смотрел сверху и протягивал писульку. Усы у него выжидающе шевелились.

— Попробуем.

Из команды Гиляз был, пожалуй, старше всех. Сашке нравилось, с какой непосредственностью он подавал радиограммы, передавая в каждой несколько приветов своим бесчисленным родственникам в Казани, делая трогательные ошибки в ласковых и нежных словах, обращенных к жене: «ПАЧЕМУ МОЛЧИШ ПИШИ СВОЕЙ ЖИЗНИ КАК УЧАЦА ДОЧЬКИ ЦЫЛУЮ = ГИЛЯЗ», — прочитал Сашка и положил бумажку в карман рубашки, где за день накопилось десятка полтора подобных листочков.

…Уперевшись ногой в основание передатчика, свободной рукой держась за край стола, Сашка сидел за ключом и тщетно, переходя с одной рабочей частоты на другую, выстукивал позывной центра: УКА… УКА… УКА… Тут тихо отодвинулась дверь, и заглянул сутки не спавший Васильев:

— Саша, — он виновато улыбнулся. — Радар скис…

Сашка Броцман смотрел на экран. Развертка локатора стояла на одном месте — слева по корме судна. Он снял высокое напряжение.

— Мотор на антенне полетел, — сказал он Васильеву. — Я предупреждал вас… Сейчас слазаю проверю. Если не заклинило — наше счастье. Вручную можно разворачивать и периодически, по секторам, просматривать…

— Броцман, здесь контейнеровозы японские ходят, танкера! — с жестяным оттенком заговорил Борис Клавдиевич. Он стоял у рычага сирены, давая гудки через равные промежутки времени.