Ленинградский панк

Прямо жалко было смотреть на дружинников. Торжество справедливости таяло на глазах. Они отказывались верить в нашу невиновность. Мухи явно были нечистыми. Как и наши намерения. Я просто умело пудрил им мозги. Конечно, я же хитрый матерый враг. Но старший их оказался посообразительней и первым смирился с действительностью. Хотя дипломат с подозрительными плодовыми мушками мне не отдал. Расстроились они тогда, конечно, капитально. Злобно свинтили вместе с нами человек десять в «Сайгоне» и погнали эту банду отщепенцев в отдел по борьбе с молодежью на улице Заслонова. Там мы просидели целый день в ожидании допроса. Публика собралась веселая, яркая: хиппи, панки, тедди-бои, брейкеры, пацифисты и даже один одинокий толстенький лысоватый металлист в заклепанной джинсовой куртке и футболке АС/DC.

– Что исИ-дисИ? – спросил его веселый румяный дружинник, громко ударяя последние слоги в названии. – Ну иди-сиди.

Еще мне запомнился панк по кличке Слепой в черной тройке с узеньким галстучком и в синих очечках. Его привели и… сразу выгнали с криками:

– Кто, бля, опять Слепого привел? Сказали же – Слепого не брать.

И еще помню пьяненького Оголтелого в ушанке и в пионерском галстуке поверх тельняшки. Он пел «Интернационал».

А повязанный народ все прибывал и прибывал. Среди задержанных оказалось много наших с Ганей общих знакомых, так что мы с толком провели время в умных беседах о прошедших и будущих сейшенах Ленинградского рок-клуба. Допросом и прочими унылыми подробностями я вас грузить не буду, скажу только, что степенные товарищи знали обо мне и моем окружении гораздо больше, чем я сам. А дипломат с дрозофилами мне вернули, попросили больше не позорить отталкивающим внешним видом дедушку и отца и отпустили нас с Ганей в ночь. Прочь. К бедным родителям, потерявшим нас и спешно обзванивающим морги. Жалко их, конечно.

А еще мне до сих пор жалко тех несчастных дружинников. Вижу я, прямо как сейчас, их разочарованные, обиженные лица. Отнял я у них уже практически сбывшуюся мечту. Не удалось им спасти мой любимый город от меня и моих коварных дрозофил в мае 1985 года. Особенно такого рыжего коротышку жалко с веснушками. Мы потом на втором курсе в колхозе вместе с ним картошку собирали.

Мотя и Килька

Повесть «Бездельники» – произведение ностальгическое, почти автофикфшн. И хотя там все переврано в угоду авторскому сюжету, во многих героях (хоть они и образы собирательные) настойчиво проступают черты их прототипов. Иногда нескольких сразу. Не многие из моих товарищей по веселью в том чудесном времени дожили до наших постных дней. Тем ценнее возможность для меня увидеть их сейчас и подарить свою книжку. Которая немножко про них. А про некоторых даже множко. Главное, что есть повод для встречи.

Вот, например, моя самая любимая, самая стильная пара ленинградских панков. Мотя и Килька. Игорь и Таня Мотовиловы. Через три года будет сорок лет, как они вместе. Две дочери и внук. Мотя – супергитарист. Играл в группах: «Труд», «Народное Ополчение», «Бригадный Подряд». Таня пару раз танцевала на сцене вместе с Гаркушей в раннем «Аукционе». Очень их люблю. И истории про них тоже очень уважаю.

Шли две девушки – Таня и Марина – летним вечером по сиреневой ленинградской улице. Слышат – рок-н-ролл играет из-под земли. Это в подвальном тире Мотя с товарищем Билла Хейли крутят и куражатся. Не смогли девчонки мимо пройти. Зашли потанцевать. Так и танцуют Таня с Игорем до сих пор. А Марина потом замуж за Алекса Оголтелого вышла. Но это совсем другая история. Через пару месяцев после тира Мотя с Килькой пересеклись на дискотеке, которую Олег Гаркуша вел. А после дискотеки нашли они, сидящим в урне у входа в здание в дупель пьяного приятеля – фотографа Леню Фельдмана. Нельзя было его бросать в таком состоянии. И в интеллигентную семью везти было нельзя. Поэтому ребята взяли его и отвезли к Кильке. У нее как раз родители куда-то свалили. Той же ночью Таня поняла, что никогда не хочет больше с Игорем расставаться. Правда вот, военкомат и родители Мотины пытались их разлучить, но ничего не вышло. Хоть родители и отнесли Мотю в армию, в буквальном смысле за руки, за ноги, вскоре его вернули Кильке обратно. Друг помог. Режиссер и фотограф. Юфа, он же Евгений Юфит, отец параллельного кино и некрореализма, прародитель самобытного ленпанка. Мотя у него снимался в гениальной трехминутной ленте «Санитары-оборотни» в роли несчастного матроса. Поплакалась Юфе Таня, что суженого забрали, прямо из теплой постели вынесли, и сказал он ей – не горюй, верну тебе Мотю. Стал Юфа Моте письма в часть писать, как скучно ему теперь без него, да фото туда свои всякие некрореалистические вкладывать. А фото были мама не горюй, страшные до колик, (хоть и постановочные), друзья, там их всякие, обсыпанные мукой да залитые вареньем, выглядели ужасающе и крайне непрезентабельно.

Мотя, кстати, так ни одного из этих писем не получил. Все они где надо осели. Туда же вызвали и Кильку.