Ленинградский панк

– Ну, если не передознуться, то нет. А экспериментировать – не советую.

– В смысле? – Ты уже весь в мыслях о будущей репе.

– Ну, тут придурки всякие приходят, выклянчивают у меня колеса, – грустно объясняет Больной. – С синькой их мешают. Один неделю назад чуть из окна у меня в кухне не вышел. Еле оттащил его.

– Ты же тоже вроде как… – ты осекаешься, понимая, что зашел за черту.

– Суицидник-то? Ну да, – кривится Больной. – Было один раз. Ты об этом?

Он закатывает рукава на тельняшке, показывая запястья в свежих заживающих шрамах. Ты видишь их в первый раз. Черт, они красивые и пугающие одновременно. И придают Больному такой странный ореол – крутости и тайны. Что, вообще, творится в твоей тупой юной башке, Энди? Страшно сказать, но ты сейчас завидуешь этим красным выпуклым шрамам на руках Больного. Хотя при этом очень сочувствуешь ему.

Больной горько вздыхает:

– Докатился, блин. Родителей пиздец как жалко. Потому и сижу на таблетках этих. Успокаиваюсь.

Входит Тихоня. Еще более тихий, чем обычно. И просветленный, что ли. Как будто пришел с выставки Леонардо да Винчи и только что воочию лицезрел Мону Лизу.

– Иди-ка сюда, чувак. Вставай на колено. Да не на колени, дурик, а на одно. Вот так. – Больной кладет ему бас-гитару грифом на плечо. – Посвящаю тебя в басисты, сын мой.

У Тихони такая забавная, ничего не понимающая рожа, преисполненная при этом благодарности и ответственности, что от смеха просто невозможно удержаться. Сначала хохочете вы с Больным, а потом к вам присоединяется и Тихоня. Причем он так заразительно смеется, беспредельно высоко задирая ноты мальчишеского хохота, что вы все вместе ржете еще сильнее. Вашу истерику бесцеремонно прерывает звонок в дверь.

Глава 17. Меня зовут Мурзилка

Больной торжествующе смотрит на вас.

– Я же говорю – проходной двор.

И идет открывать дверь. Ты слышишь звонкие девичьи голоса из коридора.

– Привет!

– Мы тебе поесть принесли.

В комнату Больной возвращается с двумя девчонками. Обе чуть пониже тебя. Обе – интересные и при этом полные противоположности друг друга. Курносая пухлогубая брюнетка с радикально короткой стрижкой, вся в черном: чулки, юбка, футболка, пиджак, а худющая блондинка с ярким боевым макияжем – в красной блузке и оранжевых бананах. Аж глазам больно. Брюнетку ты точно где-то видел. Вот только где?

– Это Нинка. Это Мурзилка. Мои модели. Я их фотографирую. – Больной нарочито смачно целует девчонок в губы.

Модель! Ну конечно! Вот где ты видел эту курносую. Только там она была исключительно без одежды. У нее красивая грудь. Каплевидная. И тело, как гитара. Ты чувствуешь, как снова неудержимо краснеешь.

– А это известный поэт Энди Фролов-Задунайский, друг моего друга Дэна, и его одноклассник Тихоня, – представляет вас девчонкам Больной. При них он стал гораздо бодрее. – Между прочим, музыканты известнейшей панк-группы «Каждый Человек». Вы тут знакомьтесь, а я в дабл.

Больной бросает их с девчонками. Тихоня вцепляется в басуху и прикрывается ею, как щитом. С девчонками у него не ахти.

Курносая Мурзилка переспрашивает неожиданно глубоким голосом:

– Какой-какой группы?

– Известнейшей, – подтверждаешь ты. – Но пока очень узкому кругу посвященных. Так что добро пожаловать в круг, Мурзилка.

Смешная кликуха. Ловишь себя на мысли, что смотришь на курносую девушку с большим интересом. И даже не из-за фотографий. Есть в ее странном лице что-то необыкновенно притягательное. Особенно в иронично сощуренных карих глазах.

Блондинка Нинка кошачьей мягкой походкой подходит к Тихоне:

– Играешь на гитаре? – голос у нее тоже кошачий.

– Это не гитара. Это бас, – дает сноба Тихоня.

– А-а-а. Понятно. Мальчик симпатичный, но о-очень важный. Или стеснительный? – Нинка уж точно не стеснительная. И сдаваться, похоже, не привыкла. – Ладно, не бойся ты так. Я не кусаюсь, если не просят.

Боевая жаба. Мурзилка совсем другая. Или тебе хочется, чтобы так было.

– А ты действительно поэт, или Больной прогнал очередную телегу в свойственной ему шутовской манере? – Нинка переключается на тебя с зажавшегося Тихони.

– Правда-правда. Только он без водки не будет свои стихи читать. – Отвечает за тебя Тихоня.

– Жаль. Я бы послушала, – театрально вздыхает Мурзилка. – Первый раз настоящего поэта вижу.

Ошибся ты, чувак. Обе они актрисы. Модельки человека. Вот и отлично.

– Расслабься, Мурзила. – Это Больной вернулся. – У нашего поэта уже есть девушка. Правда, она об этом не знает.

Ты недовольно закатываешь глаза. Терпеть не можешь публичных обсуждений твоей личной жизни.

– Пойдемте, чаю, что ли, выпьем, – предлагает Больной.

– Чего чаю-то? У нас и пиво есть! – возмущается Нинка.