Вы не обязаны всегда быть в порядке. Вам разрешено мучиться, чувствовать, что тонете в своих обязанностях. Вам позволено разделить напряжение, которое вы испытываете, пытаясь выбрать школу для ребенка. Вы испытываете чувство вины даже за то, что переживаете из-за этого решения, потому что выбираете между частной школой, которую большинство людей не могут себе позволить, или спецшколой, в которую не смогли поступить сотни детей? Чувство вины – одна из множества эмоций, не дающих нам впустить других в свою жизнь.
Мы так хорошо научились навешивать ярлыки на свои мучения, что проблемами узкоспециальными, слишком обыкновенными, слишком привилегированными или (заполните пропуск) мы обычно не делимся. Мы не подпускаем к себе людей и утверждаем, что всё в порядке.
Вероятно, именно поэтому шестеро из двенадцати моих друзей не знали меня. Я никогда не позволяла им увидеть обыденные вещи. Я не рассказывала им, как переворачивало весь мой день кормление ребенка, который мучился и регулярно кусал меня за грудь. Я не рассказывала, как рядом со мной на диване сидел мой муж, а я не знала, как сказать, что скучаю по нему. Я не рассказывала, что работа не приносит мне удовлетворения, хотя это была отличная работа с отличными людьми. Я чувствовала, что у меня нет права жаловаться.
По моему мнению, у меня не было
Я лишу себя обыденных связей, которые приводят к более глубоким отношениям.
Позволяйте людям увидеть ваши ежедневные сложности и не переживайте из-за того, достаточно ли они трагичны.
Скажите «да», когда подруга спросит, нужно ли вам что-нибудь в супермаркете.
Скажите «да», когда сестра предложит присмотреть за детьми, и не начинайте сразу же придумывать, как вы вернете ей этот долг, потому что на самом деле никакой это не долг.
Скажите «да», когда муж предложит убраться на кухне сегодня вечером, чтобы вы могли пораньше пойти в кровать, вместо того чтобы считать, что настоящая сила в преодолении.
Все мы надломленные прекрасные люди, пытающиеся впустить друг друга в свою жизнь, и ежедневная рутина – отличное место, чтобы начать это делать.
Проживание жизни вместе – часть того, что делает нас людьми. Без притворства, без кризисов, просто обычная рутина ваших привычных будней.
Мы с Эмили[48]
называем такие моменты «событиями в яблочко». Мы делимся событиями, которые вроде бы не безумно важные, но ценны тем, что они настоящие и происходят с нами, независимо от того, насколько они простые или глупые. Это просто события в яблочко.Парадокс заключается в том, что такие события кажутся более значимыми, когда вы разделяете их с тем, кто проживал с вами кризис. Мы с Эмили какое-то время обменивались событиями в яблочко, но мы к тому же прожили вместе целый отрезок настоящей жизни. У нас были споры и недопонимания, каждая из нас столкнулась с необходимостью принять важное карьерное решение, мы безудержно рыдали и рассказывали друг другу вещи, которые было слишком страшно извлекать на свет.
Я плакала на глазах у других людей всего шесть раз в жизни, и Эмили была свидетельницей как минимум половины этих случаев. Значит ли это, что теперь мы обсуждаем только серьезные вещи? Вы что,
Близкие отношения возникают не тогда, когда мы впускаем других только в серьезные вещи, они возникают из готовности впустить других во
Общение не считается второстепенным, если во время него никто не излил душу, по крайней мере таким образом, как вы себе обычно это представляете. Вы можете излить душу и в обычных ежедневных моментах.
В душе есть место и для событий в яблочко, и для кризисных моментов, и это ведет к созданию близких отношений, которых вы так жаждете.
Когда я писала эту книгу, у меня появилась уникальная возможность впустить людей в свою жизнь. Эту работу не назовешь кризисом, но это самый сложный проект, за который я когда-либо бралась. Мой тип личности не создан для длинных забегов вроде написания книги: приходится писать много лишних слов перед тем, как найти хорошие, а я, как вы уже поняли, в анамнезе перфекционист.
Я быстро осознала: хотя я должна написать эту книгу сама, я не могу
Всего за час до того, как я написала эту часть, подруга заглянула в мой кабинет и спросила: «Как пишется?» Десятки людей задали мне этот вопрос за последние восемь месяцев, и я больше не отвечаю «нормально!».