Леонардо да Винчи

85. Эскизы Леонардо, вероятно, изображающие Чезаре Борджиа.

Леонардо зарисовал лестницу урбинского дворца и голубятню, а еще сделал серию из трех рисунков охрой, изобразив, скорее всего, портрет Борджиа (илл. 85). Характерная для левши штриховка подчеркивает тени под глазами Борджиа; вид у него задумчивый и даже несколько удрученный, а кольца курчавой бороды закрывают половину лица, располневшего от возраста и, вероятно, рябого от сифилиса. Борджиа здесь совсем не похож на «самого красивого человека в Италии», как его некогда называли[599].

Возможно, вид у Борджиа был такой задумчивый оттого, что ему не давали покоя (и совершенно справедливо) мысли о французском короле Людовике XII, который в последнее время явно избегал поддерживать его, Борджиа, и, напротив, сулил защиту флорентийцам. Вокруг французского двора и вокруг Ватикана крутились интриганы, которых в разное время предал или оттолкнул кто-то из рода Борджиа, и вот теперь они все вынашивали планы мести. Примерно через неделю после приезда в Урбино Леонардо записал у себя в дневнике: «Где же Валентино?»[600] (Это было прозвище Борджиа, который получил от французского короля титул герцога Валентинуа.) Оказалось, что Борджиа, переодевшись рыцарем-госпитальером, тайно покинул Урбино с тремя верными стражниками и поскакал на север, чтобы вернуть себе благорасположение Людовика. И преуспел в этом.

Борджиа не забывал о Леонардо. Доехав до Павии, где размещался тогда двор Людовика, он выписал для Леонардо «паспорт», составленный в цветистых выражениях и наделявший его привилегиями и особыми правами проезжать куда ему вздумается. Документ этот датирован 18 августа 1502 года:

Всем нашим заместителям, смотрителям замков, военачальникам, кондотьерам, солдатам и подданным, кому будет предъявлена настоящая грамота:

Повелеваем и приказываем оказать содействие подателю сей грамоты, нашему славнейшему и любимейшему другу [dilectissimo familiare], зодчему и главному инженеру Леонардо Винчи, которому мы поручили произвести смотр всем твердыням и крепостям, расположенным в наших владениях, и предоставить все средства к содержанию его и его спутников. Мы даем право свободно проезжать, не уплачивая никаких общественных податей, и ему, и всем его спутникам, и повелеваем всюду оказывать ему дружеский прием, дабы он мог производить измерения и осматривать все, что ему надобно. С этой целью предоставьте в его распоряжение столько людей, сколько он попросит, и окажите ему всякую помощь, содействие и прочие любезности, каковые потребуются. Ибо мы желаем, чтобы каждый инженер, сколько ни есть их в наших землях, совещался с ним и внимал его советам. И да не посмеет никто ослушаться нашей воли, если только не желает навлечь на себя наше безмерное неудовольствие[601].

В этой грамоте Борджиа Леонардо назван именно тем, кем он сам мыслил себя уже двадцать лет, то есть с тех пор, как написал знаменитое письмо к Лодовико Моро: не художником, а военным инженером и изобретателем. Его по достоинству оценил и пригрел как близкого друга, почти как члена семьи, самый яркий и энергичный полководец той эпохи. И на некоторое время Леонардо, которому, по некоторым сообщениям, опротивела кисть живописца, вошел в роль человека действия.

___