Заметки его начинаются так, словно он мысленно видит сцену сражения и лица, искаженные гневом: «На носу должно быть несколько морщин, которые дугою идут от ноздрей и кончаются в начале глаза, ноздри приподняты — причина этих складок; искривленные дугообразно губы открывают верхние зубы; зубы раскрыты, как при крике со стенаниями». Но затем он перешел к исследованию других выражений лица. Наверху слева изображены плотно сжатые губы, а под ними написано: «Длина до предела сжатого рта равна половине его же, до предела растянутого, а еще она равна до предела расширенным ноздрям и промежутку между глазными каналами». Он проверил на самом себе и на трупе, каким именно образом каждая мышца щеки двигает губами и как ротовая мышца, в свой черед, способна тянуть за боковые мышцы щечной стенки. «Мускул, укорачивающий губы, — это мускул, образующий нижнюю губу. Другие мышцы сводят губы в трубочку, другие раздвигают их, другие растягивают за уголки, другие выпрямляют, другие перекручивают поперек, другие возвращают в начальное положение». В верхней правой части страницы изображены спереди и в профиль втянутые губы лишь с частично снятой кожей, а внизу страницы Леонардо поместил похожие рисунки, но сделанные уже после удаления лицевой кожи, так что обнажены мышцы, управляющие губами. Это — первые известные образцы научного анатомирования человеческой улыбки[719]
.А на самом верху листа, над всеми этими гротескными гримасами, парит слабо прорисованный набросок самых обыкновенных губ. Это скорее художественное, чем анатомическое изображение. Кажется, эти губы обращаются со страницы прямо к нам с легким намеком — мимолетным, дразнящим и привлекательным — на загадочную улыбку. В ту пору Леонардо как раз работал над «Моной Лизой».
Сердце
112. Сердце и Салаи.
На одном из Леонардовых листов с рисунками человеческого сердца, выполненными чернилами по синеватой бумаге (илл. 112), присутствует напоминание о человеческой — и даже человечной — грани его анатомических занятий[720]
. Наверху нарисована папиллярная мышца сердца, а рядом описано, как она сокращается и растягивается, когда бьется сердце. А потом — словно спохватившись и подивившись собственной бесстрастности, — Леонардо позволил себе отвлечься, и рука его машинально принялась рисовать что-то постороннее. Так здесь возник очаровательный профиль Салаи — с кудрями, ниспадающими по длинной шее, с узнаваемым срезанным подбородком и мясистым горлом, которому придала мягкие очертания характерная штриховка Леонардо с наклоном влево. В правой части его груди изображено сердце в разрезе с намеченными мышцами. Анализ рисунка показал, что вначале было нарисовано сердце. По-видимому, лишь потом Леонардо нарисовал вокруг него портрет Салаи.Леонардо изучал человеческое сердце в рамках общих занятий анатомией и препарированием, но именно в этой области ему удалось проявить наибольшую настойчивость и добиться значительных научных успехов[721]
. Благодаря своему интересу к гидравлике и гидротехнике, а также давней страсти к течению жидкостей, Леонардо совершил открытия, которые еще несколько веков никто не мог в полной мере оценить.В начале XVI века знания европейцев об устройстве и работе сердца совсем недалеко ушли от представлений Галена, жившего во II веке н. э. В эпоху Возрождения о его трудах по медицине снова вспомнили. Гален полагал, что сердце — не просто мускул: оно состоит из особого вещества, которое и наделяет его жизненной силой. Кровь образуется в печени, утверждал он, а из нее разносится по венам. А сердце производит некие «жизненные духи», разбегающиеся по артериям, которые Гален и его преемники считали обособленной системой. Он думал, что ни кровь, ни «жизненные духи» не циркулируют, а просто пульсируют взад и вперед по венам и по артериям.
Леонардо одним из первых до конца осознал, что центром кровеносной системы является вовсе не печень, а сердце. «Все вены и артерии берут свое начало в сердце», — написал он на той странице, где помещены рисунки, позволяющие сопоставить ветви и корни растительного семени с венами и артериями, исходящими от сердца. Он решил доказать и словами, и подробным рисунком, что «наиболее крупные вены и артерии находятся там, где они соединяются с сердцем, а чем более они удаляются от сердца, тем становятся тоньше, разделяясь на все более мелкие ветви». Он первым обратил внимание на то, что толщина ветвей уменьшается с каждым новым разветвлением, и проследил за ними вплоть до самых тонких, почти невидимых капилляров. Тем же, кто возразил бы ему, что вены укоренены в печени — подобно тому, как растение укоренено в почве, — он указывал на то, что и корни, и ветви растения выпущены из семени, подобно тому, как от сердца отходят вены [722]
.