Леонардо да Винчи

Моро был в отчаянии. Он терял не только любимую женщину. Он терял верного и умного друга, способного выполнить и самое деликатное поручение и очень трудную дипломатическую миссию. И даже еще больше: он терял близкого человека, приносившего ему, как он был глубоко убежден, счастье. Ушла Беатриче — уйдет счастье, уйдет удача, неизменно ему сопутствовавшие, пока жена была рядом с ним. Моро был суеверен, а окружавшие его астрологи, быть может имевшие тайные инструкции, непрерывно напоминали ему о связи между Беатриче и удачей. И когда дела Моро вскоре после смерти Беатриче действительно стали портиться, он окончательно поверил, что это было и в самом деле так.

В апреле 1498 года умер Карл VIII Французский и на престол вступил под именем Людовика XII герцог Орлеанский, внук Валентины Висконти, претендент на миланский престол, к тому же не забывший, что в 1494 году Моро помешал ему с помощью Венеции овладеть Миланом. Моро знал, что французский тезка — его заклятый враг, но он надеялся на свои союзные связи: Германия, Рим, Флоренция, Венеция, Неаполь, Феррара, Мантуя вместе представляли внушительную силу. Но он принимал все меры; он знал, что ему нужно укреплять Кастелло и другие крепости и заботиться, чтобы в случае войны Милан не остался без воды. Наступил момент, когда Леонардо должен был показать, сумеет ли он быть хорошим инженером. Чтобы придать ему несколько больше рвения, Моро произвел его в «придворные инженеры» ingegnere camerale, и подарил ему небольшое именьице-сад за стенами Милана. Леонардо должен был позаботиться, чтобы Милан не остался без воды. Ему было поручено проверить всю систему каналов и создать прочное водоснабжение при помощи целой оросительной сети — из Адды в Милан. И нужно было торопиться.

При известии о том, что французская армия двинулась против Милана, папа — все тот же Александр VI Борджа — и Венеция отвернулись от Моро и вступили в соглашение с Людовиком. Предметом соглашения был не более и не менее как раздел миланской территории. Родственники: маркиз Мантуанскнй и герцог Феррарский стали холодны, как мрамор их дворцов. Флоренция и Неаполь одни были слабой поддержкой. Моро встревожился тем более, что во главе своей армии король поставил миланского эмигранта, злейшего врага Моро — Джана Джакомо Тривульцио. Единственная надежда у Сфорца была на зятя, императора Максимилиана, но он и сам знал и все знали, что надежда эта была плохая.

Лотом 1499 года французы появились на итальянской земле. Венеция устраивала демонстрации на востоке. Западные крепости сдавались одна за другой. Тридцатитысячная армия приближалась к Милану. И тут выяснилось, что ждать помощи от Германии не приходится: Максимилиан сам ввязался в войну за Альпами. Но Моро надеялся на то, что Кастелло устоит, и в начале сентября уехал в Тироль, чтобы там собраться с силами и ударить по французам. Защиту Кастелло он поручил верному слуге Бернардино да Корте, а во главе армии оставил зятя Галеаццо Сансеверино, мужа своей дочери Бьянки. Кастелло, обильно снабженный и великолепно укрепленный, мог держаться месяцы. Бернардино, «друг», сдал его через одиннадцать дней. Измена была кругом. В городе царила анархия. Шли погромы.

Леонардо ждал до декабря, что Моро вернется. Он не возвращался. Тогда вместе с Лукою Пачоли они решили уехать. Из учеников Леонардо взял только самого любимого, Салаи, которого во что бы то ни стало хотел сделать настоящим художником.

Все они втроем, Винчи, Пачоли и Салаи, двинулись в Венецию.

В СТРАНСТВОВАНИЯХ

Мантуя и Венеция

Леонардо и Лука уезжали из Милана с тяжелым чувством. Пачоли провел там четыре года, а Винчи целых восемнадцать, и ни тот, ни другой не имели сколько-нибудь серьезных поводов жаловаться, особенно Леонардо. Правда, его иной раз заставляли заниматься тем, что ему было не по сердцу, условленное жалованье платили не очень аккуратно, полного доверия к себе он не чувствовал, но этим и кончались все неприятности. Зато хороших сторон пребывание в Милане имело много. Леонардо мог там работать, мог углубляться в свои научные изыскания, и никто не чинил ему препятствии. Герцог был к нему неизменно милостив и даже почтителен. Ученый монах, вероятно, уносил с собою такие же воспоминания. Оба славных гостя миланского двора, едучи верхом в зимние короткие дни по Ломбардской равнине, могли вести беседу не только о геометрии и правильных многогранниках, обладавших такими чудесными математическими свойствами, но и о том, как были с ними обоими хороши в Милане и сам Лодовико, и бедная Беатриче, так нелепо унесенная смертью в юные годы, и Изабелла Арагонская, которая, теперь сидя у себя в Павии, ждала французского короля Людовика, чтобы умолить его вступиться за права ее маленького сына Франческо.