Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Характерно поведение Брежнева в условиях этого кризиса: с одной стороны, именно он вместе с Фурцевой были теми, кто сразу же попытались вызвать других, верных Хрущеву, членов Президиума1028. С другой – его нервы, очевидно, не выдержали этого напряжения: после того как Брежнев соврал Кагановичу, ему, говорят, действительно стало плохо и он ринулся в туалет1029. Когда Маленков, Каганович, Молотов, Ворошилов и Булганин высказали, отчасти в очень агрессивном тоне, свои обвинения и требования сместить Хрущева, а Жуков, Шверник и Микоян защищали его, очередь дошла до Брежнева, который попытался по-деловому опровергнуть аргументы заговорщиков и указывал на все успехи Хрущева во внутренней и внешней политике1030. Он удостоился негодующего крика заговорщиков. Ему угрожал прежде всего Каганович: «Ты вместе с ним дискредитируешь партию, мы тебя за Можай загоним, забыл, как в ПУРе сидел? Живо вернем обратно!»1031 Вслед за тем Брежнев, как утверждается, упал в обморок, был без сознания вынесен из зала и не принимал участия в дальнейших заседаниях Президиума1032. По словам кандидата в члены Президиума Н. А. Мухитдинова, который вечером обсуждал в кабинете Хрущева с Сусловым, Жуковым и Фурцевой, как спасти положение, Хрущев всерьез усомнился, было ли недомогание Брежнева настоящим: «Возмутительно повел себя Брежнев. Трусливый, беспринципный человек! Стоило Кагановичу резко выговорить ему, он тут же отошел от нас и вполне способен переметнуться к ним. Хорошо было бы выяснить, действительно ли он болен. Уверен, что симулирует, хочет остаться в стороне, спасти свою шкуру»1033.

Но во время бурного заседания Президиума на следующий день, когда в зал заседаний устремились члены ЦК, требуя созыва пленума, Хрущев получил сообщение от Брежнева, в котором тот выражал глубокое сожаление, что заболел именно в этот момент, что он безоговорочно поддерживает Хрущева, который должен оставаться Первым секретарем, а заговорщиков следует исключить из Президиума и строго покарать1034.

Тем самым Брежнев хотя и был полностью реабилитирован в глазах Хрущева, но в то же время стала заметной его неврастения, которая со временем стала бременем для Генерального секретаря Брежнева. Если в Молдавии и Казахстане у него возникали серьезные проблемы со здоровьем, потому что он работал на износ, то сейчас, очевидно, имело место значительное ухудшение физического состояния из-за нервного перенапряжения. Брежнев сказал семь лет спустя, что тогда он перенес инфаркт1035. Но на Пленуме ЦК 22– 29 июня, на который срочно прибыли 266 членов Центрального комитета и на котором уже рассматривалось не смещение Хрущева, а происходил разгром «антипартийной группы», Брежнев снова присутствовал и произнес пламенную обвинительную речь против заговорщиков. В ней он рассмотрел весь драматизм момента: «Приехал Георгий Константинович, я ему рассказал до входа в зал, что есть какой-то вопрос каверзный, который будет обсуждаться. Я говорю ему, на какой Вы стороне? На их стороне или нет? И в зависимости от этого будет решение. Мы сговорились стоять насмерть. Началось заседание… Мы заявили о том, что не согласны обсуждать этот вопрос на Президиуме, мы требуем Пленума, но наши нажимы не помогли»1036. Брежнев атаковал Маленкова, Молотова и Кагановича не только как приспешников начальников НКВД Ежова и Берии; после нападок Кагановича днем раньше он рассчитался лично с ним и за его происки на Украине, за умерщвление украинской партийной верхушки во время Большого террора и за его действия в Днепропетровске в голодные послевоенные годы: «Я должен вам, тов. Каганович, прямо сказать в глаза: что вы понимаете в селе? Вы вспомните, как вы приехали на Украину с яровой пшеницей и год третировали украинскую партийную организацию… Вы заставляли нас выводить озимую пшеницу, вы нас затравили, вы политические формулировки подводили под это… Мы, секретари обкомов, начиная с 15–20 каждого месяца, не могли появляться нигде. Мы звонили, шифровали, выпрашивали авансом… чтобы выпросить 100 граммов хлеба для рабочих»1037. С одной стороны, в этой ситуации было нетрудно выступать с большими обвинительными речами против террора, когда давно уже стало ясно, что победили сторонники Хрущева и речь шла разве только о форме наказания. С другой стороны, в речи Брежнева в полной мере дали себя знать ярость и отчаяние за 1937–1938 гг., а также 1947–1950 гг., когда он крикнул Кагановичу: «Вы, Каганович, вы были самым яростным организатором истребления партийных и беспартийных кадров. Вы написали дословно: “в месячный срок удалить с работы всех лиц, способных на диверсию”. (Шум, смех в зале.) Способных, значит всех. A как травили Постышева [расстрелянного в 1939 г. второго секретаря ЦК КП(б)У.], как вы его травили»1038.