Леонид Гайдай

Для Леонида Гайдая Леонид Куравлев тоже станет любимым артистом, а о Миронове гениальный режиссер-эксцентрик практически больше не вспомнит. Это свидетельствует о многом. Гайдаю импонировало в Куравлеве в том числе и то, что, в отличие от большинства других незаурядных комиков, Леонид Вячеславович никогда не пытался пробиться в «серьезные» драматические артисты, благоразумно довольствуясь тем, что у него действительно отменно получалось.

Следующий по значимости персонаж — инженер Тимофеев. Сегодня эта роль кажется просто созданной для Шурика, то есть логично продолжающей развитие образа, созданного Александром Демьяненко в «Операции «Ы»…» и «Кавказской пленнице». Однако и на эту роль были устроены кинопробы, в которых Демьяненко на равных участвовал с Олегом Видовым и Валерием Погорельцевым. Результат известен.

Киноактрису Зинаиду Михайловну — жену инженера Тимофеева — могла сыграть Наталья Гвоздикова или Наталья Гундарева. Последняя пробовалась также на роль царицы, но Гайдай отдал предпочтение Нине Масловой (которую он позже задействует в небольшом эпизоде в фильме «Опасно для жизни!»). А Зинаидой Михайловной в итоге стала Наталья Селезнева — Лида из «Наваждения». Гайдай уже знал, что Селезнева прекрасно сочетается в кадре с Демьяненко — и, видимо, это определило его выбор. Третью и последнюю роль у Гайдая Селезнева сыграет в его следующем фильме — «Не может быть!». Таким образом, Наталья Селезнева может считаться третьей из любимейших гайдаевских актрис после Нины Гребешковой (у которой девять ролей в фильмах мужа) и Натальи Крачковской (в фильмах Гайдая она снялась в двух больших ролях и четырех эпизодах).

Именно Наталье Крачковской без всяких проб досталась роль Ульяны Андреевны, жены Бунши (в титрах этого фильма актриса почему-то фигурирует под двойной фамилией — не только мужниной, но и девичьей: Белогорцева-Крачковская).

«Мое отношение к Гайдаю, — вспоминала Наталья Леонидовна, — было неизменным: обожание, боязнь и безграничное доверие. Мне, как и ему самому, было плевать, что говорят критики. А они говорили, что его фильмы — примитив, балаган для простонародья. И как раз указывали на мои роли как на доказательство: мол, невелика заслуга — вызывать смех зрителей пышными формами. Хорошо, пусть кто-то смешит людей своей изможденностью, я же не против!

Гайдай первым меня пригласил на заметную роль — в «Двенадцати стульях». А в «Иване Васильевиче» предложил роль небольшую, но тоже яркую. Но вдруг в разгар съемок я заболела воспалением легких! Были недосняты многие эпизоды. Пропускать дни — это бы еще не беда: группе было что снимать, пока я валялась с температурой под сорок градусов. Но когда я выздоровела, то оказалось, что при этом еще и похудела на десяток килограмм! Пришла на съемки — а Гайдай меня отстранил. Временно. Послал отъедаться.

Он строго сказал: «Так нельзя: в кадр вы входите одна, а выходите другая». И прописал мне меню: манную кашу со взбитыми сливками, булочки с маслом, отварные макароны с сыром — каждый день. «А через две недели, — сказал, — жду вас на площадке. Будем работать»^{177}.

Две отрицательные роли — стоматолога Шпака и кинорежиссера Якина — Гайдай также без проб доверил своим давнишним знакомым: соответственно Владимиру Этушу и Михаилу Пуговкину.

На худсовете по «Ивану Васильевичу…», где обсуждались кандидатуры актеров, нашлись люди, воспротивившиеся тому, чтобы кинорежиссера, пусть и отрицательного персонажа, играл Пуговкин. Но на защиту Михаила Ивановича встал руководитель ЭТО Григорий Чухрай.

— Товарищи режиссеры! — обратился он к определенным членам совета. — Вы слишком хорошо о себе думаете. Вот Пуговкин вам и покажет, какие типы среди вас встречаются.

После такой отповеди возражать против Пуговкина никто уже не стал. Кстати, если от этой работы актера и досталось кому-то из режиссеров, то прежде всего на тот момент уже покойному Ивану Пырьеву. Тот мог позволить себе с артистами фамильярность, подобную той, какую демонстрирует пуговкинский Якин, ошибочно принявший царя за Иннокентия Смоктуновского.

«Режиссеров, таких, как Якин, — полным-полно, — рассказывал сам артист. — Я рад был хоть немножко отомстить им этой ролью за их амбиции, спекуляции своим положением в искусстве, невнимание к актерам.

Кстати, Гайдай был полной противоположностью Якина. Он не врал. Он много возился с актерами. С его легкой руки многие артисты становились популярными.

Он никогда не прикрывался фразами вроде того, что он снимает «лирическую комедию», или «философскую комедию», или еще какую-то… Наоборот, он старательно напоминал снова и снова, что снимает «просто комедию». И никогда не делал вид, что всё знает. Бывает, что режиссер ходит по площадке, морщит лоб, делает умный вид… А он мог прийти и сказать: «Как ни печально, но я к этой сцене не готов. Давайте думать вместе» Он любил импровизировать, позволял это делать и артистам. Из него, как искры, сыпались предложения. Сколько их вошло в фильмы и сколько в результате не вошло! Он сам их отметал, говоря: «Извините, это оказалось не смешно».