Леонид Красин. Красный лорд

В те же дни имел место примечательный эпизод, о котором пишет упоминавшийся уже большевик Петр Козьмин: «Между 5 и 10 нояб. ст. стиля 1917 г. я по поручению Ленина и Троцкого пошел (якобы по своей инициативе) звать Красина работать в Смольный. В кабинете Красина я застал рабочих заводов Сименс-Шуккерта. Рабочие требовали повышения зарплаты и оплаты забастовочного времени. Красин убеждал, что он не может, что это будет крах заводов и что, наконец, он не хозяин, а надо снестись с Берлином, что невозможно и т. д. Когда рабочие ушли, раздраженные и недовольные, Красин обратился ко мне со словами:

— Видели вы таких идиотов? Что я им — должен читать лекции по социализму?

— Бросьте вы эту канитель, — сказал я, — идемте работать в Смольный!

— Да вы с ума сошли?! Неужели вы там? Разве ж это социализм? Это же хулиганство! Грабеж теплых вещей — гнусная вещь! Серьезно вам советую бросать эту игру, уходите из Смольного. Через 1,5–2 недели будет кровавый крах…

Я передал об этом буквально Владимиру Ильичу, который с раздражением и разочарованием сказал:

— Ах, он… (какое-то культурное ругательство). Скажите же ему, что заберем у него все теплые вещи!»

По примечанию Козьмина, Красину хотели предложить еще не созданный Наркомат промышленности. При всем своем недовольстве его поведением Ленин понимал, что Красин как опытный организатор промышленности и одновременно старый революционер просто необходим большевикам, для которых кадровый голод был одной из главных проблем. Поэтому очень скоро он снова предложил Красину встретиться — об этом пишет

Т. О’Коннор, взявший информацию из давней диссертации некоего У. П. Морзе; другие источники об этой встрече ничего не сообщают. А вот Морзе даже знает, о чем говорили собеседники: Ленин соблазнял Красина возможностью войти в правительство и сыграть решающую роль в экономической реконструкции страны, а тот отказался, хоть и испытывал соблазн «получить широкие полномочия в деле строительства нового экономического и социального порядка».

Скорее всего, встреча с Лениным (или, может быть, Троцким) в самом деле состоялась, поскольку Красин изложил ее содержание в письме жене от 8 декабря: «Я с самого начала заявил им, что во многом не разделяю их принципиальной точки зрения, тактику считаю самоубийственной, и даже за чисто организационную работу, напр[имер], по м[инистерст] ву промышл[енности] и торг[овли] или по демобилизации не могу взяться, пока изменение внутреннеполитической обстановки не создаст базы для более или менее дружной работы всех демократических элементов». Несмотря на отказ, он все настойчивее размышляет о возможности занять пост в правительстве: «Если Учредительное собрание образует общесоциалистический кабинет и мне будет предложено войти туда в качестве м[инист] ра торг[овли] и промышл[енности], отказ будет почти невозможен прежде всего потому, что я сам чувствовал бы себя в положении дезертира». Перспектива власти манит, и неприятие большевиков незаметно переходит в осуждение их противников, которые занимаются саботажем и толкают страну «в пропасть голода, обнищания и анархии». Понемногу уговоры и обещания делали свое дело — прав был Ленин, когда говорил товарищам: «Красина надо уламывать, как красную девицу».

Пессимизм вновь сменяется надеждой: еще недавно он буквально выталкивал жену с дочками из России, а теперь не хотел, чтобы ее старшие дети (Владимир, Нина и Андрей) следовали тем же путем: «Как бы ни была трудна жизнь здесь, вряд ли им стоит бросать Россию в годы, когда складываются и миросозерцание, и личные связи, и отношения. <…> Я считаю, что до более или менее сносных спокойных времен остается никак не менее 3, а м[ожет] [быть], и 5 лет (предсказано совершенно точно. — В. Э.). Такого периода из жизни больших детей нельзя взять без риска порвать связи с Россией». Правда, в итоге все трое все же уехали за рубеж, причем с его помощью. Он так и не научился навязывать другим свою волю и представления, поэтому, хоть и был «укушен властью», никогда не смог бы стать вождем. «Главноуговаривающий» из него получился, «главнозаставляющий» — нет, для этого у большевиков были другие люди.

* * *

Водоразделом в отношениях Красина с новой властью стали переговоры о мире с Германией. На следующий день после переворота 25 октября был принят Декрет о мире, предложивший всем воюющим странам завершить войну немедленно, «без аннексий и контрибуций». Восьмого ноября наркоминдел Лев Троцкий сообщил союзным державам, что Россия намеревается заключить сепаратный мир (что вызвало их решительный протест), а 19 ноября советская делегация во главе с замом Троцкого Адольфом Иоффе прибыла на переговоры в Брест-Литовск, к тому времени захваченный немцами. Второго декабря стороны подписали перемирие на 28 дней, а 22-го в том же Бресте начались переговоры о постоянном мире. Немецкие генералы с подачи Людендорфа настаивали на громадных территориальных уступках — Польша, Прибалтика, часть Белоруссии, — после чего Иоффе уехал за инструкциями в Петроград и его в качестве главы делегации сменил сам Троцкий.