Леонид Красин. Красный лорд

Он давно знал Красина и недолюбливал за «идейную нестойкость», но, как и Ленин, высоко ценил его деловые качества, поэтому перед отъездом в Брест попросил его принять участие в переговорах в качестве советника. Красин принял предложение, впервые согласившись сотрудничать с Советской властью. О причинах этого он 28 декабря написал жене: «У народных комиссаров, разумеется, нет людей, понимающих что-либо в этой области, и вот они обратились ко мне, прося помочь им при этой части переговоров в качестве эксперта-консультанта. Мне, уже отклонявшему многократно предложения войти к ним в работу, трудно было отклонить в данном случае, когда требовались лишь мои специальные знания и когда оставлять этих политиков и литературоведов одних значило бы, может быть, допустить ошибки и промахи, могущие больно отразиться и на русской промышленности, и на русских рабочих и крестьянах».

По некоторым данным, он еще 1 декабря стал консультантом электротехнического отдела ВСНХ, но это была малозначащая должность «на общественных началах». На брестских переговорах он тоже был консультантом, однако надеялся сыграть достаточно важную роль в отстаивании интересов своей страны. Надежды не оправдались, поскольку в условиях распада русской армии Ленин возложил на Троцкого одну задачу — максимально затянуть переговоры, пока в Германии не начнется революция (что было не так уж невероятно, учитывая громадную усталость от войны и приближение голода). Осознав это, немецкие представители потребовали немедленного заключения мира на их условиях, и Троцкий 6 января увез эти предложения в Петроград. За день до этого там было разогнано проработавшее всего день Учредительное собрание, на которое Красин, как и многие противники большевистской диктатуры, возлагал немало надежд. Однако он не отказался участвовать в переговорах и не порвал с большевиками. В конце концов, Брест стал для него полезной школой, заложившей основы той дипломатической работы, которой он занимался до конца жизни.

По-прежнему отделяя себя от большевиков, он не проявил особого интереса к острой борьбе, развернувшейся в партии вокруг условий мира. Против них выступили «левые коммунисты», предлагавшие немедленно объявить «революционную войну» буржуазии всех стран. Ленин, выступая 8 января на заседании ЦК, назвал будущий мир «похабным», но предупредил, что отказ от него равносилен гибели революции. Участники совещания его не поддержали и на новом заседании 11 января проголосовали за компромиссную формулу Троцкого: «Войну прекратить, но мир не заключать». Это предложение, одобренное Чрезвычайным съездом Советов, Троцкий 28 января передал немецкой делегации. Вскоре в Советской России был принят новый календарь, 1 февраля превратилось в 14-е, а 18 февраля германская армия, обвинив Троцкого в отказе от подписания мира, перешла в наступление. Вопреки советской мифологии, красные отряды не смогли оказать эффективного сопротивления интервентам, которые быстро продвинулись на 200–300 километров и угрожали Петрограду. 22 февраля Троцкий ушел с поста наркома, а на следующий день Ленин на очередном заседании ЦК смог, угрожая отставкой, продавить немедленное заключение мира на любых условиях.

Советская делегация, покинувшая Брест в конце января, вернулась туда 1 марта и согласовала условия мира — еще более «похабного», чем первоначальный. Он был одобрен VII чрезвычайным съездом РСДРП(б) и подписан 16 марта. Красин при этом не присутствовал — еще в середине февраля он уехал в Швецию к семье, что, вероятно, было обещано ему за участие в переговорах. Там он, по словам жены, сделал примечательное заявление: «Я еще молод, активен и нахожусь в добром здравии… и обязан помогать моей стране всем, чем только могу. Я просто не могу стоять, опустив руки, когда Россия погибает от холода и голода. Все транспортные средства находятся в разрухе, все фабрики простаивают. Все это уничтожено в революцию. Теперь приходит время восстановления; если мы промедлим еще немного, будет поздно. Старая Россия больше не существует, но мы должны построить новую. И ты, маманя, должна смириться; я не могу взять тебя с собой, поскольку не в состоянии обеспечить тебя едой и топливом».

В переводе на английский и обратно смысл сказанного наверняка пострадал, но красинские интонации узнаются. Раньше многих (хотя далеко не сразу) он осознал, что власть большевиков пришла надолго, и воспринял ее не как катастрофу, а как возможность. В полном соответствии с теорией Э. Кюблер-Росс, за отрицанием и гневом пришла стадия торга — услуги власти в обмен на благодеяния с ее стороны. По словам Соломона, накануне брестских переговоров Красин просил его похлопотать о своем назначении послом в Берлин: «Право, более подходящего посла им не найти… в Германии меня все знают и ценят… Словом, ты можешь смело выставить мою кандидатуру». Возможно, назначение Красина действительно обсуждалось, но большевики еще не были уверены в его надежности, и послом в марте 1918-го был назначен Иоффе.