Леонид Красин. Красный лорд

Через своих людей в окружении Горького советские руководители сумели отговорить его от написания предисловия к книге. В результате она вышла в 1929 году с предисловием другого знаменитого деятеля — Дэвида Ллойд Джорджа. Ввоз ее в СССР был, конечно же, запрещен, поскольку там обильно цитировались письма Красина жене и другие его нелицеприятные высказывания о Ленине и большевиках. На Западе воспоминания имели определенный успех, но не такой, как рассчитывала Любовь Васильевна; к тому же грянувший мировой кризис поглотил не только ее гонорары, но и все сбережения. В 1931 году она подала наконец иск в лондонский суд на Марию Чункевич, обвинив ее в присвоении 3000 фунтов стерлингов. Но к тому времени ответчица, тоже разоренная кризисом, уехала в Польшу, и дело было закрыто. На исторической родине бывшая любовница Красина попыталась провернуть новую аферу: застраховала на крупную сумму свои драгоценности и меха, а потом инсценировала их похищение, потребовав выплаты страховки. Обман был раскрыт, она предстала перед судом и там, рассчитывая вызвать жалость, поведала о былом романе с Красиным и о вывозе им в Стокгольм ее денег, которыми потом завладела алчная Любовь Васильевна. Но суд не проявил жалости и в декабре 1932 года приговорил «Марочку» к 15 месяцам тюрьмы, после чего ее следы затерялись.

* * *

Об этом деле газеты почти не писали — европейскую прессу в то время гораздо больше интересовали похождения расцветших дочек Красина. Их фотографии постоянно украшали страницы светской хроники, и особую пикантность этому придавала личность их отца — народного комиссара, одного из лидеров большевиков. Сестры впервые вышли в свет еще при жизни отца, во время его пребывания в Париже. В те годы Европа, оправляясь от ран мировой войны, веселилась, как никогда прежде, и ее молодежь спешила взять от жизни всё. В эту интернациональную компанию завсегдатаев кафе, дансингов и спортивных состязаний с восторгом влились и сестры Красины, с детства мечтавшие блистать в обществе. Морали их не могли научить ни в семье, ни в тогдашнем окружении, а уж когда их «второй матерью» (как простодушно призналась Любовь Васильевна) стала предприимчивая мадам Чункевич, они и вовсе пустились во все тяжкие. Цель их была обычной для светских красоток всех времен — завлечь в сети наилучшего из возможных кандидатов в мужья.

Первой на этот путь стала младшая из сестер, Люба, которой в конце 1926 года исполнилось 18 лет. Еще до этого она стала любовницей блестящего во всех отношениях кавалера — 33-летнего Гастона Бержери, внебрачного сына немецкого финансиста, адвоката по профессии, сделавшего успешную карьеру в политике. На фронте он не ходил под огнем в атаку, а «обеспечивал связь» с британским штабом, что принесло ему после войны высокие должности в нескольких министерствах. В 1924 году он возглавил секретариат французского МИДа, а позже стал депутатом парламента, одним из лидеров левых радикалов, выступавшим за союз с коммунистами и дружбу с СССР. Это не помешало ему пойти по пути Дорио и в годы оккупации стать активным коллаборационистом; перед войной он даже занимал должность посла режима Виши в Москве. После освобождения Франции Бержери был арестован и приговорен к смерти, получил помилование (как и многие влиятельные пособники нацистов), однако из политики ушел.

Бержери был известен не только политическими эскападами, но и любовными похождениями. Роман с Любой он завел вскоре после развода с первой женой, американкой Грейс, когда растратил ее состояние; выяснив, что «богатства Красина», о которых твердила пресса, сильно преувеличены, он порвал с невестой, но та предъявила решающий козырь — беременность. Их венчание состоялось в узком кругу летом 1927 года, а через месяц Люба родила малыша Жана-Франсуа, которого в семье звали Лало. Брак продлился меньше года, но за это время Бержери успел ввести в круг французской элиты не только жену, но и ее сестер. Последствия не заставили себя ждать — в августе того же года газеты всего мира, от Аляски до Эстонии, выдали сенсацию: дочка большевистского комиссара Людмила Красина выходит за главу одного из знатнейших семейств Франции, герцога де Ларошфуко. Говорилось, что уже назначен день бракосочетания в родовом замке и приглашены гости — более 500 человек.

Тогда, как и сейчас, достоверность светских новостей никто не проверял; иначе можно было легко убедиться, что сорокалетний герцог Жан де Ларошфуко давно женат и разводиться не собирается, а его сын и наследник Франсуа еще не вышел из детского возраста. Поскольку ни в одной из газетных заметок имя герцога не называлось, остается загадкой, о ком шла речь. Можно предположить, что женихом Людмилы мог быть представитель побочной ветви рода Арман Шарль Франсуа де Ларошфуко, герцог де Дудовиль. Почему разрекламированный брак не состоялся, сказать трудно — возможно, знатный ловелас (как и Бержери) узнал об отсутствии у своей нареченной богатого наследства и перенес внимание на другую, более состоятельную претендентку.